Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Из письма луны Н.:
Все наши спасатели вернулись из Японии. По ТВ идет хроника и интервью. Показали,
как К. плачет на твоем плече - вы вдвоем поднялись высоко на змее, К. сменила его
окраску на защитную блекло-голубую, но наши бесстрашные операторши зависли еще
выше. Мы видим, как она похудела и страшно устала. Ты ее крепко обнимаешь, гладишь. Ц. Н.

    Иосиф Бродский
	
  
	    * * *

                        Л.В.Лифшицу
 Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
   Я сижу у окна. За окном осина.
   Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
   Я сижу у окна. Я помыл посуду.
   Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
   Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
   Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
   Я сижу у окна, обхватив колени,
   в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
   Я сижу в темноте; как скорый,
   море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
   Я сижу в темноте. И она не хуже
   в комнате, чем темнота снаружи. 
1971
Стихотворение очень легкое. Обманчивое своей ложной гармонической легкостью. Ибо предельно глубокое.

Игра о взаимоотношение части и целого (лес-полено, дева-колено) причино-следственных связей (рыба-икра),
о качественных изменениях (лист разрушает почку), о НЕисчезновении вещи при переходе ее в иное качественное состояние
("Что не знал Эвклид, что, сходя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос"). 

Шестистрочия построенные но принципу нарочитого контраста. Философский катрен замыкается сознательно снижающим
двустишием "простенькими" строчками из серого быта, которые неожиданно обогащают значение верхних, обостряя и мысль
и чувство.

Это ранний Бродский. Стихотворение написано еще до отьезда из СССР, но мировоззренческие – здесь та же философская
основа, что и в «Выступление в Сорбоне» 89-го года, где Бродский говорит о том, что изучать философию следует,
в лучшем случае, после пятидесяти, когда философия вам не нужна, сначала научившись больше терять, нежели приобретать
и ненавидеть себя более, чем тирана, ибо в противном случае, нравственные законы пахнут отцовским ремнем или же
переводом с немецкого. Изучать философию нужно, когда вы догадываетесь, что стулья в вашей гостиной и Млечный Путь
связаны между собою, и более тесным образом, чем причины и следствия, чем вы сами с вашими родственниками.
И что общее у созвездий со стульями - бесчувственность, бесчеловечность.

Самое сильное в этом стихотворение – ощущение наступающей пустоты. 

Время, которое обретается "сходящей" за границы бытия вещью накануне "нуля". Или вместо него? Но это ведь не живое
струящееся время, а трагический Хронос – божество, пожирающее своих детей. 

И еще: долгое прощание с собственной жизнью, которым по сути дела и является наше существование.Источник комментария: http://davidaidelman.livejournal.com/465734.html