Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Из письма луны 4В:
Дорогой, все было прекрасно, даже когда ночью ты тихо разбудил нас и повел на кухню есть
твою "холостяцкую" вареную картошку с крошками чеснока, укропом и петрушкой. Чепуха, конечно,
есть нам не хотелось, но таинственность, понимание, что весь гарем охвачен глубоким юным сном без
задних ног, а мы тихо едим, пьем мелкими глотками мускат, шепотом рассказываем тебе все
накопившиеся новости. Ты помалкивал, сверкали стекла твоих очков и глаза за ними, жадно ел,
спокойно запивал, столовой ложкой черпал резаные укроп и петрушку и отправлял в рот,
изредка ловил наши руки и нежно подносил их к губам. Когда наши новости кончились, спросили -
а что новенького у тебя? Сказал, что вчера было открытие выставки летней фотографии,
ты явился, увидел у входа два стола с соками, красным и белым вином... Все луны спокойно игнорировали
их. Тебе это показалось бесхозяйственностью. Подошел, оприходовал все фужеры с белым вином,
несколько фужеров с яблочным соком, потянулся к красному вину, но тут тебя настигли К. и Лю.
Твердо взяли под руки и повели мужа осматривать экспозицию. Пара технических перерывов,
но в итоге увидели всё и даже побеседовали с лунами - авторами лучших фотографий. Утром и мы
сходили посмотреть выставку и пришли обе в восторг. Это индивидуальное мастерство? Техника? О!!! Ц. 4В

    Иосиф Бродский
	
	
	     x x x


     Теперь, зная многое о моей
     жизни - о городах, о тюрьмах,
     о комнатах, где я сходил с ума,
     но не сошел, о морях, в которых
     я захлебывался, и о тех, кого
     я так-таки не удержал в объятьях, -
     теперь ты мог бы сказать, вздохнув:
     "Судьба к нему оказалась щедрой",
     и присутствующие за столом
     кивнут задумчиво в знак согласья.

     Как знать, возможно, ты прав. Прибавь
     к своим прочим достоинствам также и дальнозоркость.
     В те годы, когда мы играли в чха
     на панели возле кинотеатра,
     кто мог подумать о расстояньи
     больше зябнущей пятерни,
     растопыренной между орлом и решкой?

     Никто. Беспечный прощальный взмах
     руки в конце улицы обернулся
     первой черточкой радиуса: воздух в чужих краях
     чаще чем что-либо напоминает ватман,
     и дождь заштриховывает следы,
     не тронутые голубой резинкой.

     Как знать, может, как раз сейчас,
     когда я пишу эти строки, сидя
     в кирпичном маленьком городке
     в центре Америки, ты бредешь
     вдоль горчичного здания, в чьих отсыревших стенах
     томится еще одно поколенье, пялясь
     в серобуромалиновое пятно
     нелегального полушарья.

     Короче - худшего не произошло.
     Худшее происходит только
     в романах, и с теми, кто лучше нас
     настолько, что их теряешь тотчас
     из виду, и отзвуки их трагедий
     смешиваются с пеньем веретена,
     как гуденье далекого аэроплана
     с жужжаньем буксующей в лепестках пчелы.

     Мы уже не увидимся - потому
     что физически сильно переменились.
     Встреться мы, встретились бы не мы,
     но то, что сделали с нашим мясом
     годы, щадящие только кость,
     и собаке с кормилицей не узнать
     по запаху или рубцу пришельца.

     Щедрость, ты говоришь? О да,
     щедрость волны океана к щепке.
     Что ж, кто не жалуется на судьбу,
     тот ее не достоин. Но если время
     узнаёт об итоге своих трудов
     по расплывчатости воспоминаний
     то - думаю - и твое лицо
     вполне способно собой украсить
     бронзовый памятник или - на дне кармана -
     еще не потраченную копейку.

             1984