Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Радио "Свобода"

Русские Вопросы

После поэзии

Умерла Сусан Сонтаг, красивая женщина. Для русского она существовала в неразрывной ассоциации с Бродским. Они дружили, и каждому из них явно на пользу была эта дружба. Иммигранты в Нью-Йорке отнюдь не удивились тому, что шокировало американскую культурную элиту в начале 80-х годов, когда Сусан Сонтаг, разделявшая до этого все положенные левацкие предрассудки, заявила, что коммунизм - это фашизм с человеческим лицом. Мы-то сразу опознали в этом работу Бродского.

Прочитав в достаточно уже давние времена ее сборник "Против интерпретации", я был, помнится, поражен сходством заглавной статьи с молодым Шкловским, говорившим, что цель искусства - дать обновленное переживание вещей, вывести их из автоматизма восприятия. Самая знаменитая статья этого сборника, однако, другая - "О кэмпе". Этим именем Сусан Сонтаг назвала явление, введенное ею в эстетический оборот. Трудно объяснить словами, что это такое, и сама Сонтаг подчеркивала, что феномен неопределим в привычных понятийных терминах. Вот для русского, подходящая, кажется, наводка: так называемые "ковры", продававшиеся в сталинское время на барахолках: персидские красавицы и лебеди, - вот кэмп. Английские толковые словари определяют кэмп как аффектированно уродливые или комически старомодные предметы, воспринятые в позитивно-веселящем, развлекающем качестве. Термин появился около 1910 года, так что не Сусан Сонтаг его придумала. Но она построила вокруг этого сюжета далеко идущую эстетическую теорию, доходящую, в общем, до того, чтобы стереть грань между высоким и низким в эстетическом восприятии, отказаться от понятий высокая и массовая культура. Что и произошло. Мне-то, человеку старомодному, кажется, что в этом неразличении современность зашла слишком далеко, и меня до сих пор коробит, когда в разделе искусства "Нью-Йорк Таймс" на одной странице появляется рецензия на выступление пианиста, игравшего Шопена, - и фотография какого-нибудь волосатого и татуированного рэппера. Я, однако, стараюсь не забывать предостережение Сусан Сонтаг: слишком тонкий вкус вредит пищеварению.

Давайте найдем что-нибудь русское в память Сусан Сонтаг. Такая тема есть, причем в опосредовании именно Бродского. Это - Пригов.

Когда умер Бродский, Пригов сказал о нем очень значительные слова: это было явление великого поэта в эпоху исчезновения поэзии. Слова поэтически многосмысленные; по крайней мере, двусмысленные: значит ли это, что явление Бродского было случайным, что он появился вопреки эпохе? Или по-другому это понять можно: явление Бродского опровергает представление о конце поэзии, что конца ей нет и не будет? Хотелось бы второе толкование принять - еще и потому, что это сильно говорит в пользу самого Пригова: он как бы загадку задает этими своими словами, оставляет свободным поле интепретаций: понимайте, мол, как знаете. И о самом себе вопрос очень провокативно ставит: мол, меня поэтом не считайте.

Вернемся к Бродскому. Еще при его жизни доброхоты начинали сравнивать его с Пушкиным. Была, помнится, такая статья из России, помещенная в парижском "Вестнике РХД". Многие возмущались: чином не вышел! Подобные возмущения не в счет потому, что таким людям и на Пушкина-то наплевать. Если кто-то кричит: Пушкина трогать не смейте! - значит, точно бескультурный шовинист, а то и просто погромщик. Тема "Пушкин и Бродский" потому не подлежит обсуждению, что тут тавтология. Не в смысле тождества: А равно А, но потому, что это явления в одном ряду находящееся: настоящего сравнения не получается. Оба они поэты, само собой разумеется, не советские, но не просто русские, а петербургские, петербургского периода русской истории. А русская история из этого периода давно и скандально вышла. Бродский из Петербурга если и уехал, то, так сказать, недалеко: в Рим. Его дело - петь о конце империи, всё равно какой: о падении высокой культуры, о варварах у ворот - и о победе варварства. Овидием Бродского нужно считать не высланного из СССР, а рожденного в Ленинграде вместо Петербурга. Пушкин - начало, Бродский - конец, но речь идет об одной ("прекрасной") эпохе.

Давно было сказано, что Бродский советской власти попросту не замечал, что и выводило из себя начальников. Неинтересна ему была советская жизнь и, можно сказать, никак в нем не отразилась. В трагической элегичности Бродского нет ничего советского, так точно мог петь о развалинах Рима, скажем, Иоахим Дю Белле. Вечность Рима у Бродского иронична: это всего лишь место, где он ставит Микелину в позу. Интересуют же его в стихах не живые Микелины, а римские, имперские развалины. Он и сам себя видит такой развалиной, а если торжественней - памятником, но и памятником уже рассыпающимся, да и неизвестно кому поставленным. Просто памятник, мрамор. Важно - что мрамор. Бродский глядит на Рим и видит в нем пресловутую волчицу вверх сосцами: "И в логове ее я дома! Мой рот оскален От радости: Ему знакома Судьба развалин". Или еще: "Я, прячущий во рту Развалины почище Парфенона..." Америка же для Бродского не Империя ("Я сменил империю"), а страна зубных врачей: надо же чинить эти развалины. К Форуму это не относится, он не реставрируем.

Но вот, так сказать, запятая: Рима ведь нет - ни Первого, ни Третьего, и Бродский, явившись, умер; строго говоря, и Петербурга нет, хоть его и подвергли обратному переименованию, - но Россия есть и была даже в состоянии Советского Союза. И даже полуживая она рождает поэзию. Пригов и есть такая полуживая поэзия. Это не значит - полудрагоценная, неполноценная. Мусорное тление советской жизни - и содержание, и прием приговской поэзии. Маяковский сказал в 1914 году: надо писать не войну, а войною. Так и Пригов пишет: советской властью застойного периода. Советские люди у него живые на вид. <...>