Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Ut pictura poesis1

Hor.

Периодически поэзия тяготеет

то к идеалам музыки, то к идеалам живописи.

Борис Эйхенбаум

Бродский однажды заметил, что такие вещи, как музыка и живопись “не только в сильной степени влияют на личность человека, а являются тем, что определяет и формирует его”. Иосиф Александрович часто говорил о живописи, много думал о ней и в конечном итоге визуальный опыт поэта, сознательно или бессознательно, воздействовал на ткань стиха. И сегодня, встретившись с другом И.Бродского, голландским прозаиком и литературоведом Кейсом Верхейлом, мы решили поговорить об отношениях поэта с живописью.

Кейс Верхейл и Иосиф Бродский в доме Рожанских в Москве, январь 1968 г. Фото Натальи Кинд. Источник: Мир Иосифа Бродского. Путеводитель. С.-Пб., "Звезда", 2003. - с. 217.

ZA: В своей книге “Танец вокруг мира”, в главе “Анна Ахматова и Иосиф Бродский” вы пишете о том, что “голландская культура — прежде всего культура живописи”2. А для Бродского его визуальный опыт играл немаловажную роль. Сразу же вспоминается эссе о Венеции и о том, что “этот город для глаз”, радость от зрительного движения по пространству города. Расскажите, а каковы были отношения у Бродского с живописью?

— На протяжении всей жизни Бродский проявлял очень сильный интерес к живописи, вообще, как и ко всем видам искусства. Но больше всего к живописи, даже, нет, не к живописи, к музыке. А вот театром совсем не увлекался, несмотря на то, что потом начал писать пьесы, но я никогда не слышал, чтобы он пошел в театр, захотел посмотреть там что-нибудь новенькое. Этого не было. Но живопись, после литературы и музыки, была главным предметом его интересов, без всякого сомнения. Он ведь обладал даром рисовальщика, более того, мог написать картину в цвете.

ZA: Оказывал ли кто-нибудь влияние на формирование его вкусов в живописи?

— Очень большую роль в этом отношении сыграла, конечно же, его ленинградская подруга — Марина Басманова3. Дочь довольно известного русского художника, происхождением с Сибири — Павла Басманова, в то время занимавшего весьма высокое положение в мире ленинградских художников. Вообще-то, он довольно-таки тонкий живописец, года два тому назад я был на его большой выставке в Манеже. А Марина, стала художником-иллюстратором. Она всегда очень много рисовала, изобразительное искусство — дело всей ее жизни. Так что очень многое в живописи Бродский воспринял, благодаря ее влияниям. Они вместе ходили в Эрмитаж, Марина показывала ему альбомы, знакомила с репродукциями художников, они часто разговаривали о живописи. Иосиф посещал их дом, и формирование его интересов происходило под влиянием семьи Марины Павловны.

ZA: В своей книге вы пишете о том, что Бродский проявлял огромный интерес к творчеству голландских живописцев. В частности, указываете на неявные, скрытые рембрантовские ассоциации в стихотворении “Сретенье”4. Но вы знаете, я еще заметила, что в поэзии Иосифа Александровича прослеживаются также мотивы живописи “малых голландцев”, Вермера, например. В “Большой элегии Джону Донну” есть такие неявные переклички.

— Я никогда не задумывался над этим, но это интересная мысль, мне нравится. Да, Марина с Иосифом часто ходили в Эрмитаж, как я уже говорил, где она и познакомила его с этой живописной школой. “Малые голландцы” были ее любимыми художниками, и они вместе их изучали. А потом XVII век, Джон Донн и живопись эпохи, в которую происходит действие элегии, увлечение Иосифа кальвинизмом.5

А вообще-то, у него были разные интересы в рамках живописи: это и представители голландской школы, в частности, “малые голландцы”, и, конечно же, эпоха Ренессанса, итальянское Возрождение.

ZA: У него были здесь какие-то свои предпочтения, может быть, он выделял, например, мастеров венецианской школы, или ему в равной степени были интересны все направления итальянского Ренессанса?

— Иосиф любил и изучал разные школы в рамках этой эпохи. Я не помню, чтобы он отдавал предпочтения какому-то определенному направлению. Его очень интересовали работы мастеров тосканской, флорентийской, сиенской школ. Наши интересы, например, совпали в любви к Перуджино, которым Бродский не переставал восторгаться и постоянно обращался к изучению его творчества.

Ему почему-то особенно понравился сиенский мастер раннего итальянского Возрождения — Сассета. Знакомство с работами этого художника, скорей всего, произошло на выставке в Нью-Йорке, потом он часто говорил мне о нем, говорил, что этот художник очень много для него значит. Конечно же, он любил Джотто, да и вообще всех мастеров той эпохи. А если говорить о венецианской школе, то в ней его больше всего интересовало творчество Беллини.

Так что, отчасти, в нем был жив интерес к голландцам с их деталями, метафизикой и реальностью, а с другой стороны, он был неразрывно связан с классическим итальянским искусством, с его уникальной живописной традицией.

Также выделял для себя французскую живопись конца XIX-начала XX века, скажем от ранних импрессионистов, даже нет, от Курбе, ранних импрессионистов и до Брака.6 Хотя абстракционизм он совсем не любил, за исключением двух-трех художников, но, все-таки, они оставались исключением. Достаточно прохладно он относился и к живописи Пабло Пикассо. Но любил Рауля Дюфи и, в особенности, Вюйяра. Насколько я могу припомнить, это были главные моменты в живописи, которые привлекали и вдохновляли Бродского.

ZA: Как известно, музыкальная традиция XVIII века очень повлияла на поэзию Бродского, а живописная? Ведь одного из его любимейших композиторов, Моцарта, часто связывали с именем Ватто, например, именно по тому признаку, за который он любил и ценил его гений, за композицию, за прекрасную архитектонику и непредсказуемость в известной уже идиоматике.

— Я не помню, чтобы когда-то наш разговор заходил о мастерах этого периода, или Иосиф ходил специально что-то смотреть. Может он и проявлял какой-то интерес по этому вопросу, но я об этом ничего не знаю, так что не будем гадать. Одно могу сказать точно, это не было для него чем-то специальным. По крайней мере, на протяжении тридцати лет, в течение которых мы встречались, иногда эти встречи происходили чаще, иногда реже, я не помню, чтобы речь заходила о мастерах французской школы этого периода.

ZA: Живописные мотивы в поэзии Бродского чаще всего представлены неким “подводным камнем”, и нужно еще подумать, как эту связь очертить, выстроить взаимоотношения стиха и образного эквивалента, хотя эта связь порой очевидна. Но, например, в отличие от Евгения Рейна и Александра Кушнера, напрямую обращавшихся к конкретным художникам и живописным произведениям, у Бродского почти нет прямых рассуждений о живописи. Как вы думаете почему?

— Может быть, одна из причин, почему он не писал напрямую о художниках или художественных течениях, состоит в том, что кто-то об этом уже написал, применил такой метод размышления в своих стихах. Ведь и Рейн, и Кушнер достаточно рано в своем творчестве обратились к такой форме осмысления живописи, искусства. А Бродский всегда любил делать что-то свое, а не повторяться за другими.

ZA: А вы можете назвать еще какие-то причины этой потаенности, скрытости рассуждений о живописи?

— Конечно, здесь есть и другие причины. Насколько я знаю, ни Рейн, ни Кушнер рисованием особенно никогда не занимались. А Бродский обладал этим двойным талантом. Все, что ему хотелось выразить визуально, он перекладывал на бумагу. Иосиф сам в состоянии был написать картину: чувствовал себя художником, живописцем, в прямом смысле этого слова, и в рисунках, и в поэзии.

Вы наверняка замечаете, насколько его поэзия зрительная, в ней он создает свои полотна. Если и можно разделить литературу, тем более поэзию, на ту, что более тяготеет в сторону музыкального элемента, или на ту, что воплощает в себе зрительные образы, то есть визуальную, когнитивную стороны, и соотнести это с поэзией Бродского, то здесь зрительный элемент настолько сильный, что превышает при этом музыкальный. Первая черта его поэзии — это, все-таки, образы, а потом уже фоника, звуковое воплощение. Зачем ему писать о живописи, если его поэзия уже сама по себе живопись, и, если ему захочется что-то нарисовать, то он нарисует, но уже как поэт. Может быть, поэтому тема живописи в его стихах неявная, скрытая, и мы обнаруживаем ее только через ассоциативные связи.

А что касается поэзии Рейна, она гораздо более музыкальна, чем у Бродского, и его тяга к живописи объясняется отсутствием живописного элемента как такового: она присутствует в его стихах как тень.

ZA: Для Бродского в XX веке не оказалось музыкантов, совпадающих с ним, с ним рифмующихся. А как обстояло дело с современными для него художниками?

— Понятие “современная живопись” было для него почти ругательным словом, и означало что-то неинтересное, бессмысленное, скучное.7 Впрочем, он не любил не только современную живопись, современная архитектура также казалась ему чуждой. Те художники, которые ему понравились, были исключением. Одним из них стал голландец Карл Вейлинк. Ни в музыке, ни в живописи Бродский не отдавал предпочтения современникам. Он любил либо классические вещи, либо продолжение классической традиции, вообще, как и в литературе не признавал стихов без рифмы. Иосиф просто не понимал живописи, которая не была основана на классических традициях, как и в музыке не признавал произведения, не построенного на классической тональной системе.8

ZA: Когда и при каких обстоятельствах Иосиф Александрович познакомился с живописью Карла Вейлинка?

— В начале лета 1985 года Бродский приехал в Голландию, в Амстердам, где и купил набор открыток с репродукциями картин Карла Вейлинка. Тогда же, на выставке, в музее современного искусства, впервые увидел его картины. Творческим откликом на это событие стало стихотворение “На выставке Карла Вейлинка”9, состоящее из девяти частей, написанное тем же летом. Иосиф посвятил его своей голландской знакомой Аде Струве. В то время Ада работала в амстердамском музее современного искусства, она сама всегда много рисовала, и они с Бродским очень часто говорили о художниках, о живописи. Так что эта тема для него одновременно и личная, и культурная.

ZA: Немного отойдя от рассуждений на тему “Бродский и живопись”, хотелось бы поговорить о посвящениях в его поэзии. Только что вы упомянули об одном из них, адресованном Аде Струве. Вообще, в своей книге вы уделяете достаточно много места этой теме. А какую роль Бродский отводил своим посвящениям? Я, например, помню его фразу: “посвящаю просто, потому, что человеку стихотворение понравилось”.

— В каждом отдельном стихотворении посвящение играло свою роль, если таковое было в наличии. Но во многих случаях связь с посвящением была очевидна для человека, к которому оно обращено, может быть, он произносил такие фразы просто, чтобы избавиться от лишних расспросов. Ведь, понимаете посвящения для Бродского — это граница публичного и интимного. С одной стороны — это факт, составная часть текста, а с другой стороны — это лицо из его частной жизни. Он всегда очень отграничивал свои публикации, свое существование как поэта, как публичной фигуры, с текстами, которые доступны всем, от своей личной жизни. Поэтому он не хотел публикации своих писем еще пятьдесят лет после кончины, не желал написания его биографии, считая, что все это его личное дело, его жизнь, а поэзия — это уже дело публичное. А посвящения, конечно же, есть некая граница между одним и другим, и, Бродский просто пытался эту границу защищать. Но, например, для меня, человека, для которого эта граница стирается, и личная жизнь совпадает с уже опубликованным, эта связь безусловна. Я, конечно, не занимался исследованием данного вопроса систематически, но знаю много примеров его стихов, где абсолютно ясно есть личный подтекст, скрываемый от публики. Но для человека, к которому оно обращено, эта связь очень ощутима, и для узкого круга людей, знающих об их отношениях, тоже. И когда Бродский приводит такие доводы в связи с посвящениями, то это не потому, что вообще хорошее стихотворение человеку понравилось, а потому, что там есть нечто личное: в образах, в тематике.

ZA: Но для исследователей, не посвященных в тонкости отношений Бродского, будет непросто заниматься данной темой.

— Да, будет тяжело, но можно иногда находить какого-то человека, догадываться, делать выводы. Это, как и в случае с посвящениями Пушкина, все до сих пор обсуждается, есть такая теория, есть другая. Так что, конечно, очень трудно, но стоит все-таки иметь в виду, что даже если не понимаешь, почему данное посвящение обращено именно к этому человеку и как оно связано с текстом, все равно, всегда есть какая-то подспудная связь.

ZA: В связи с интересом Бродского к различным видам искусства нельзя не сказать о его путешествиях, в частности, по Европе. Но все-таки главным его городом всегда оставался Петербург. В “Диалогах” с Волковым он сказал: “В Петербурге есть та загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует ее”. А он часто в эмиграции говорил о родном городе?10

— Я думаю меньше, чем ему хотелось бы, просто потому, что уменьшилось количество людей, с которыми можно было поговорить о своем родном городе. Ведь в то время он чаще всего встречался с голландцами, американцами, англичанами, которые не были в Петербурге, и, уже, поэтому он больше говорил о своих впечатлениях о Голландии, Англии, Италии и т.д. Но с людьми, знавшими Петербург, жившими в нем — он всегда охотно беседовал, часто писал об этом городе. Присутствие Петербурга было постоянным в его жизни, особенно, если ему нравился какой-то город, то на заднем плане всегда вырисовывался его родной Питер. Та же Венеция была полуПетербургом, Амстердам был полуПетербургом, и Стокгольм был тоже полуПетербургом, и какие-то места в Нью-Йорке ему напоминали Петербург. Везде у него за образами этих городов были петербургские картины. В последнее время он очень страдал из-за того, что его родной город сильно меняется.

ZA: Венеция, как известно, очень много значила для Иосифа Александровича. В этом городе заключена та же идея, что и в Петербурге — идея порядка. Недаром Бродский говорил, что “Венеция — лучшее, что на земле создано, и если и существует какая-то идея миропорядка, то Венеция — наиболее естественное, осмысленное к ней приближение”.

— Венеция всегда играла огромную роль в жизни Бродского, даже тогда, когда он еще в ней не был, а рассматривал ее виды в сепиях, собранных гармошкой. Уже тогда она присутствовала в его жизни. Конечно, позже, когда он попадет в этот город, будет создан целый цикл стихотворений, посвященных Венеции, тогда же придет глубинное понимание сущности этого города.

И, несмотря на то, что Петербург и Венеция -— это разные города, между ними есть огромное сходство. К тому же вот это сочетание красивого города с хорошими музеями: Петербург — город Эрмитажа, Венеция — город Академии и десяти других музеев, Амстердам — город Рейксмюсеума. Это — города, в которых улицы являются продолжением музея, что, в общем-то, было для Иосифа достаточно привлекательным моментом.

1Поэзия – как живопись. Гораций ( лат.)

2В своей книге о Бродском Верхейл пишет, что “голландская культура — прежде всего культура живописи. А русская культура в корне противоположна голландской, это — культура многословия <�… > Для голландца, когда человек говорит, реальность перестает иметь место, а для русского она перестает существовать в момент молчания. И только у Ахматовой в русской литературе особое положение. Ее поэзия порождает не столько действительность, сколько тишину. Ахматовская поэтика — скорее поэтика потенциального слова”. У Бродского мотив тишины в поэзии повторяется достаточно часто.

3Марина Павловна Басманова, подруга Бродского в шестидесятые годы, адресат его любовной лирики.

4В “Сретении” — возникает “пышное переплетение личных и внеличностных ассоциаций в связи с евангельским сюжетом <�…> Но, прежде всего это стихотворение — дань уважения Рембрандту. Зрительным поводом для написания послужила картина Рембрандта “Симеон во храме”, репродукцию, которой ему показывала Марина Басманова.

5Кейс Верхейл рассказывает о симпатии Бродского по отношению к кальвинизму и пишет о том, что “привлекательность кальвинизма для поэта Бродского связана, прежде всего, с центральным кальвинистским тезисом о непосредственной ответственности человека перед Богом”.

6Брак Жорж (1882-1963) — французский живописец, скульптор, гравер; представитель фовизма и один из основателей кубизма.

Бродского могло привлечь в этом художнике предметность в его живописи, а также обращение художника в поздний период своего творчества к образу птицы, который позже развился в самостоятельную тему.

В своей книге “Танец вокруг мира” Кейс Верхейл рассказал о том, что у Бродского над секретером в ленинградской квартире висела репродукция натюрморта Ж. Брака, это говорит о том, что поэт заинтересовался художником уже в ранний период своего творчества.

Е. Рейн также писал о любви Бродского к творчеству этого художника, считая что “Бродский пошел по дороге какого-то собственного кубизма”.

7В “Набережной неисцелимых” Бродский говорит о том, что “современное искусство, в лучшем случае, сводится к настоящему, которое делает его пророческим только его нищета. <�…> эта дрянь двадцатого века, цель которой показать какими самодовольными, ничтожными, неблагодарными, одномерными существами мы стали…”

8В интервью Е. Петрушанской во Флоренции в 1995 году Бродский говорил о современной музыке: “...если раньше существовал такой внятный враг в виде отечественной официальной культуры, то теперь враг повсеместен. На него натыкаешься на каждом шагу; этот грохот, грохот “попсы”.

Начиная с буги-вуги, возникла совершенно иная ситуация <�…> эти музыкальные элементы как бы уходят с сознательного уровня. То есть ритм буги-вуги уже содержал в некотором роде пророчество атомной бомбы. Это полный распад всего и вся...”

9На презентации собственного бюста в Амстердаме Бродский в своей импровизированной речи о К. Виллинке сказал: “если бы я был художником, именно такое я и делал на полотне. Потому-то я и начал писать свое стихотворение <�…> это как-то совпадало, рифмовалось у меня в голове с тем, что я вижу в этом мире. Чем больше я узнавал о жизни Виллинка, тем более мне становилось ясно, что он уже прожил мою жизнь, моя теперешняя жизнь имела уже прецедент”.

10На вопрос, почему вы любите Венецию, Бродский отвечал: “она во многом похожа на мой родной город. Но главное — Венеция сама по себе так хороша, что там можно жить, не испытывая потребности в иного рода любви, в любви к женщине <�…> Венеция — вся произведение искусства, там отчетливо понимаешь, что созданное руками человека может быть намного прекраснее самого человека”.