Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.

Иосиф Бродский.

Компьютерная графика - А.Н.Кривомазов, Москва, март 2009 г.




БИОГРАФИЯ ИОСИФА БРОДСКОГО[1]

А.Н.Кривомазов, к.ф.-м.н., ген. директор ООО «ИНТЕРСОЦИОИНФОРМ»

1940-1965 (25 лет)

Иосиф Александрович Бродский – единственный ребенок в семье ленинградских интеллигентов – родился 24 мая 1940 г. в Ленинграде. Отец, Александр Иванович Бродский (1903-1984), был фотографом-профессионалом, во время войны – военным корреспондентом на Ленинградском фронте, после войны служил на флоте (капитан 3-го ранга), мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905-1983), во время войны в качестве переводчика помогала получать информацию от военнопленных, после войны работала бухгалтером. В 1955 семья Бродских переехала в большую коммунальную квартиру в Доме Мурузи на Литейном проспекте 24/27, и юный Иосиф постепенно отгородил шкафами в ней свое личное пространство, эти знаменитые "полторы комнаты", ставшие его кабинетом, спальней, местом приема гостей, значившие так много в становлении его характера и развитии самостоятельности и свободы мышления... О своем детстве Бродский вспоминал неохотно: «Русские не придают детству большого значения. Я, по крайней мере, не придаю. Обычное детство. Я не думаю, что детские впечатления играют важную роль в дальнейшем развитии».

Уже в отрочестве проявились его самостоятельность, решительность, твердый характер. В 1955 году, не доучившись в школе (ушел из 8 класса средней школы № 196 на Моховой), поступил работать на военный завод фрезеровщиком, выбрав для себя самообразование, главным образом, многочтение[2]: «Начиналось это как накопление знаний, но превратилось в самое важное занятие, ради которого можно пожертвовать всем. Книги[3] стали первой и единственной реальностью» (И.Бродский). Пожелав стать хирургом, начал работать помощником прозектора в морге госпиталя тюрьмы «Кресты»: «в шестнадцать лет я хотел стать хирургом, даже целый месяц ходил в морг анатомировать трупы» (И.Бродский). В 1956 г. впервые, как многие в его возрасте, попытался рифмовать. Л.Штерн вспоминает: «всерьез Бродский начал, по его словам, «баловаться стишками» с шестнадцати лет, случайно прочтя сборник Бориса Слуцкого[4]». Первая публикация – в семнадцать лет, в 1957 г. («Прощай, / позабудь / и не обессудь. / А письма сожги, / как мост. / Да будет мужественным / твой путь, / да будет он прям / и прост...»). Пережил в юности сильное влияние Лермонтова. Часто менял места и виды работы (сочетания самые неожиданные – через восемь лет, в марте 1964 г. на суде (обвинение в тунеядстве!) были озвучены 13 опробованных им профессий: фрезеровщик, техник-геофизик (по оценке Л.Штерн, 1959-1961 гг.; география – Якутия, Тянь-Шань, Казахстан, Беломорское побережье), санитар, кочегар, фотограф, переводчик и т.п.), пытаясь найти такой заработок, который оставлял бы больше времени на чтение и сочинительство: в геологической поездке в Якутске в 1959 г. он приобрел в книжном магазине том стихотворений Е.А.Баратынского в серии «Библиотека поэта», прочитав который, окончательно укрепился в желании стать поэтом: «Читать мне было нечего, и когда я нашел эту книжку и прочел ее, тут-то я все понял: чем надо заниматься. По крайней мере, я очень завелся, так что Евгений Абрамыч как бы во всем виноват» (по свидетельству Л.Лосева, Бродский всегда охотно читал наизусть большие отрывки из элегий Е.Баратынского[5] "Осень", "Запустение" или "Дядьке-итальянцу"; вторым, после Баратынского, его любимым поэтом был другой поэт пушкинской плеяды – Петр Вяземский). Интенсивно изучал новые языки (прежде всего – английский, польский), посещал лекции на филологическом факультете ЛГУ, изучал историю литературы, начал переводить (с начала 60-х гг. заключил договора с издательствами и работал как профессиональный поэт-переводчик), и непрерывно писал свои, оригинальные стихи[6] – не пытаясь угодить социальному заказу, напрочь отвергая всяческую банальность, но дерзая непрерывно искать новую тему, свежие интонацию и звук, неожиданную (часто смысловую) рифму, сильный запоминающийся образ. Быстро оброс огромным количеством разновозрастных друзей («полтысячи знакомых», Л.Штерн), на которых обкатывал все свои новые «стишки, стишата».


На аэродроме в Якутске. Фото Якова Гордина. 1959 год.

В машинописных и переписанных от руки списках, из рук в руки, в среде читающей поэзию интеллигенции быстро распространялись замечательные, ни на чьи не похожие, отличавшиеся ранней зрелостью, зоркостью, узнаваемой индивидуальностью и резкостью письма, исповедальной открытостью, лирической пронзительностью, удивительным тончайшим мастерством огранки стихи и поэмы неведомого большинству ленинградца Иосифа Бродского – «Рождественский романс», «Шествие», «Пилигримы», «Стихи под эпиграфом» («Каждый пред Богом наг...»), «Одиночество», «Элегия», «Теперь все чаще чувствую усталость...», «Романс», «Лети отсюда, белый мотылек...», «Гость», «Памяти Е.А.Баратынского», «Уезжай, уезжай, уезжай...», «Петербургский роман», «Июльское интермеццо», «Бессмертия у смерти не прошу...», «Закричат и захлопочут петухи...», «Стансы городу» («Да не будет дано умереть мне вдали от тебя...») и многие другие. На магнитофонных лентах так же стремительно своих благодарных слушателей среди студентов многочисленных вузов России находят легко запоминающиеся песни ленинградского барда Евгения Клячкина на стихи Иосифа Бродского (позднее много замечательных песен на стихи Бродского создаст московский бард Александр Мирзаян). Несмотря на отсутствие весомых публикаций, у Иосифа Бродского была скандальная для того времени широчайшая известность лучшего, самого известного поэта самиздата[7].

Друг поэта Я.Гордин так охарактеризовал молодого Бродского в те годы: «Определяющей чертой Иосифа в те времена была совершенная естественность, органичность поведения. Смею утверждать, что он был самым свободным человеком среди нас, – небольшого круга людей, связанных дружески и общественно, – людей далеко не рабской психологии. Ему был труден даже скромный бытовой конформизм. Он был – повторяю – естествен во всех своих проявлениях. К нему вполне применимы были известные слова Грибоедова: "Я пишу как живу – свободно и свободно".

Поразительно, но при чтении стихов Бродского чувствовалось, что им тщательно и очень прочно усвоены уроки и открытия мастеров прошлого, более того, он отчетливо видел огромные области российского поэтического языка, практически не разработанные и не освоенные предшественниками и современниками, и взвалил на себя огромный труд быть здесь первопроходцем. Именно это знание (при наличии, конечно, огромного таланта, любви к российской и мировой литературе, поразительного поэтического чутья и вкуса, огромной внутренней работоспособности, дисциплине и ответственности) позволило ему творить с принципиальной установкой на новое качество стиха. «Бродский с самого начала взялся за трудные вещи. Он принял словесность как служение — а это совсем другое дело, чем “самовыражение”, охота за “удачами”, более или менее регулярное производство текстов и т.п.» (О.Седакова).

Ранний период творчества Иосифа Бродского чрезвычайно продуктивен: активно осваивая и усваивая лучшие образцы отечественной и зарубежной поэзии, он отчетливо сформулировал для себя принцип необходимости своего постоянного духовного роста и рецепт лепки индивидуального, легко узнаваемого поэтического шедевра: сжатость, мощь, новизна, содержательность, эзоповская иносказательность, афористичность, мастерство, гармония. Он рано осознал необходимость синтеза преемственности (русская поэзия XIX-XX вв.) и реформы русского классического стиха, выявления его новых выразительных возможностей. С грустью видел, что эти задачи подавляющему большинству современников не просто не по плечу, но даже неведомы: «Невозможно отстать. / Обгонять – только это возможно». Круг общения его очень широк, но чаще всего о стихах в 1960-1964 гг. он беседовал с такими же юными поэтами, студентами Технологического института Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Дмитрием Бобышевым. Именно Рейн познакомил его с Анной Андреевной Ахматовой, уверенно выделившей Бродского из его окружения, одарившей его дружбой и предсказавшей ему блестящее поэтическое будущее (известен автограф Ахматовой на книге ее стихотворений (1961), подаренной Бродскому: «Иосифу Бродскому /чьи стихи кажутся / мне волшебными /Анна Ахматова /28 декабря /1963 Москва).

Приблизительно в 1963

Двадцатитрехлетний Бродский чрезвычайно тяжело пережил этот двойной гадкий удар от очень близких ему людей (возможно, исключительная сила этих переживаний, которые он выносил в себе, в значительной степени усугубила его сердечную болезнь, ставшую причиной его преждевременной смерти).

Вскоре его ждала другая беда: вечером 13 февраля 1964 года на улице Иосиф Бродский был неожиданно арестован.

После первого закрытого судебного разбирательства 18 февраля в районном суде на улице Восстания поэт был помещен в судебную психбольницу («психушку»), «где три недели подвергался издевательским экспериментам, но был признан психически здоровым и трудоспособным» (Л.Штерн).

Там он впервые глубоко осознает свою зависимость от пространства обитания, его форм и пропорций: «Это самое важное – пространство, в котором находишься. Помню, когда мне было года двадцать три, меня насильно засадили в психиатрическую больницу, и само «лечение», все эти уколы и всякие довольно неприятные вещи, лекарства, которые мне давали и т.д., не производили на меня такого тягостного впечатления, как комната, в которой я находился. Здание было построено в XIX веке, и размеры окон были несколько... Отношение размеров окон к величине комнаты было довольно странным, непропорциональным. То есть окна были на какую-нибудь восьмую меньше, чем должны быть. Это доводило меня почти до помешательства...»

Второй, открытый, суд (выездное заседание Дзержинского народного суда по делу И.А.Бродского, обвиненного в тунеядстве) состоялся 13 марта 1964 г. в помещении клуба 15-й ремстройконторы (Набережная Фонтанки, д. 22); протокол заседания

Изба и ее хозяйка - Таисия Ивановна Пестерева.
Здесь жил в ссылке один год и пять месяцев
в деревне Норинской Архангельской области
опальный поэт Иосиф Бродский.
Фото Иосифа Бродского, 1965 год.

Я.Гордин вспоминает: «Деревня находится километрах в тридцати от железной дороги, окружена болотистыми северными лесами. Иосиф делал там самую разную физическую работу. Когда мы с писателем Игорем Ефимовым приехали к нему в октябре шестьдесят четвертого года, он был приставлен к зернохранилищу – лопатить зерно, чтоб не грелось. Относились к нему в деревне хорошо, совершенно не подозревая, что этот вежливый и спокойный тунеядец возьмет их деревню с собой в историю мировой литературы».

Избу, в которую поселили Бродского, срубил в прошлом веке прадед хозяйки.

В комнате (четыре на пять шагов), где жил поэт, умещались только диван и стол. Стены обшиты широкими досками, пол – из грубых еловых плах. В окно видны кусочек главной деревенской улицы, избы напротив, за ними – луг и дальше – темная полоска леса. Хозяйка, Таисия Ивановна, вспоминала: «Послал его бригадир жердья для огорожи секти. Топор ему навострили. А он секти-то не умеет – задыхается, и все ладони в волдырях. Дак бригадир Лазарев Борис Игнатьевич стал Иосифа на легкую работу ставить. Вот зерно лопатил на гумне со старухами, телят пас, дак в малину усядется и, пока не наестся, не вылезет из малины. А телята разбрелись. Он бегом за ними. Кричу ему: не бегай бегом, растрясешь малину-то, я сейчас железиной поколочу, и телята вернутся все!»

4 сентября 1965 г. поселковая коношская газета «Призыв» опубликовала стихотворение Бродского «Осеннее» (напечатано внизу четвертой страницы, в разделе «Из редакционной почты»; гонорар ссыльного поэта составил два рубля с мелочью):

Скрип телег тем сильней,

Чем больше вокруг теней,

Сильней, чем дальше они

От колючей стерни.

Из колеи в колею

Дерут они глотку свою

Тем громче, чем дальше луг,

Чем гуще листва вокруг.

Вершина голой ольхи

И желтых берез верхи

Видят, уняв озноб,

Как смотрит связанный сноп

В чистый небесный свод.

Опять коряга, и вот

Деревья слышат не птиц,

А скрип деревяных спиц

И громкую брань возниц.

Другая газетная публикация Бродского называлась "Тракторы на рассвете".

Источник: http://www.ogoniok.com/4910/33/

Во время ссылки его навестили друзья – Е.Рейн и А.Найман, привезшие письмо от Ахматовой и сделавшие снимки опального поэта.

После примирения, в Норинскую к Бродскому приезжала М.Басманова, родившпая в 1967 г. от него сына Андрея (несмотря на протесты Бродского, Андрей был записан в метриках Осиповичем с фамилией Басманов).

Л.К.Чуковская вспоминает, что, когда Бродского осудили, Ф.А.Вигдорова отправила ему в ссылку свою единственную печатную машинку.

Годы спустя в интервью Майклу Скаммелю на вопрос: «Как на Вашу работу повлияли суд и заключение?» Бродский ответил: «Вы знаете, я думаю, это даже пошло мне на пользу, потому что те два года, которые я провел в деревне, – самое лучшее время моей жизни. Я работал тогда больше, чем когда бы то ни было. Днем мне приходилось выполнять физическую работу, но поскольку это был труд в сельском хозяйстве, а не работа на заводе, существовало много периодов отдыха, когда делать нам было нечего».

Бродский на полевых работах в ссылке.

В период ссылки им были написаны такие известные стихотворения, как «Одной поэтессе» («Я заражен нормальным классицизмом, /А вы, мой друг, заражены сарказмом...»), «Два часа в резервуаре» («Я есть антифашист и антифауст. / Их либе жизнь и обожаю хаос...», «Новые стансы к Августе» («Здесь, захороненный живьем, / я в сумерках брожу жнивьем, / сапог мой разрывает поле, / бушует надо мной четверг...»), «Северная почта» («Я, кажется, пою одной тебе...»), «Письмо в бутылке» («То, куда вытянут нос и рот, / прочий куда обращен фасад, / то, вероятно, и есть «вперед», / все остальное считай «назад»...»), «Брожу в редеющем лесу. / Промозглость, серость. / Уже октябрь. На носу / Ваш праздник, Эрос...», «Тебе, когда мой голос отзвучит...», «Орфей и Артемида», «Гвоздика», «Пророчество», «24.5.65 КПЗ», «В канаве гусь, как стереотруба...», «В деревне бог живет не по углам...», «Чаша со змейкой», «В деревне, затерявшейся в лесах...», «Северный край, укрой, / И поглубже. В лесу. / Как смолу под корой, / Спрячь под веком слезу...», «Дни бегут надо мной, / словно тучи над лесом...», «С грустью и с нежностью» и другие.

В ссылке он гораздо лучше осознал свои поэтические задачи и свое поэтическое кредо, не зная только, позволят ли ему реализовать свои возможности до конца: «И вот что я скажу Вам, Ирина Николаевна, напоследок: главное не изменяться, я сообразил это. Я разогнался слишком далеко, и я уже никогда не остановлюсь до самой смерти. Все как-то мелькает по сторонам, но дело не в нем. Внутри какая-то неслыханная бесконечность и отрешенность, и я разгоняюсь все сильнее и сильнее. Единственное, о чем можно пожалеть, что мне помешают сказать об этом всем остальным, – не будет возможности написать эти главные стихи. Но даже тогда – в этом сожалении – я буду знать, что я чист перед Богом (и перед землею), потому что я поступал так, как это нужно было небу. В общем, – я ни в чем на свете не виноват – ни духовно, ни нравственно. В первом я не сомневаюсь, а второе сумел искупить. И это во мне говорит не гордыня, а смирение, но смирение гор перед небом. Хватит с меня. Горе должно рождать не грусть, а ярость, и я яростен» (из письма И.Н.Томашевской, 19.1.65. Норинское).

В ссылке, в глухой деревушке Норинское, Бродский во всей полноте познакомился с творчеством английского поэта и проповедника Джона Донна в подлиннике, оказавшим огромное влияние на все его последующее творчество. Поэт вспоминал: «Самое интересное, как я достал эту книгу. Я рыскал по разным антологиям. В шестьдесят четвертом году я получил свои пять лет, был арестован, сослан в Архангельскую область, и в качестве подарка к моему дню рождения Лидия Корнеевна Чуковская прислала мне – видимо, взяла в библиотеке своего отца – издание Донна в "Модерн лайбрери". И тут впервые прочел все стихи Донна, прочел всерьез». Известны слова поэта о том, что Донн расширил его представления о поэзии, в то же время переводы из Донна стали для Бродского школой литературного мастерства, углубили его представления о выразительных возможностях строфики, позволили ему найти новые поэтические ритмы и интонации.

В 1965 г., под давлением мировой общественности


[1] В мае 2001 г. в редакции нашего журнала «Антология мировой поэзии» раздался телефонный звонок. Звонивший представился академиком Ноздрачевым Александром Даниловичем из государственного университета Санкт-Петербурга. Он сказал несколько чрезвычайно теплых фраз в адрес моей статьи «Иосиф Бродский и российские читатели: детали, частности, осколки, наблюдения» (1995, «Компьютерная хроника») и предложил стать автором раздела о Бродском в готовящейся к изданию в Санкт-Петербурге коллективной монографии, посвященной связям Университета Санкт-Петербурга с отечественными лауреатами Нобелевской премии. Мне это предложение было лестно, я отодвинул все дела и принялся за работу. Первое, что я обнаружил, - до сих пор нет сколько-нибудь упорядоченной биографии поэта. На всех доступных сайтах в Интернете и на страницах посвященных поэту книг биографические сведения скудны и отрывочны. В результате работы над статьей о творчестве Бродского и перелопачивания огромного количества источников была написана предлагаемая ниже биография поэта, а также в Интернете создан посвященный ему сайт (http://br00.narod.ru/ ) c большим количеством его фотографий.

[2] «О своем - и о любом грядущем - / я узнал у буквы, у черной краски» (III, 45); «... в качестве собеседника книга более надежна, чем приятель или возлюбленная» (I, 10).

[3] О своей избе-читальне, огороженной шкафами в родительской комнате, Бродский писал: «...эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал. Если пространство обладает собственным разумом и способно выказывать предпочтение, то возможно, что хотя бы один из тех десяти метров тоже может вспоминать обо мне с нежностью. Тем более теперь, под чужими ногами». И.Бродский. Полторы комнаты. Пер. Д.Чекалова.

[4] Сам Бродский указывал, что исходным толчком послужила публикация Слуцкого в «Литературной газете». - См. Н.Суслова. Борис Слуцкий и Иосиф Бродский. К вопросу о поэтическом контексте. // В кн.: Иосиф Бродский и мир: метафизика, античность, современность. С.-Пб.: Изд-во журнала «ЗВЕЗДА», 2000. - С. 190-202.

[5] Название Нобелевской лекции 1987 г. Иосифа Бродского «Лица необщим выраженьем» является цитатой из стихотворения Евгения Баратынского «Не ослеплен я музою моею».

[6] «Острое желание попробовать все. Первые два-три года в стихах идет раскачивание от Лорки до Незвала, от Слуцкого до Баратынского». - См. ссылку 2, с. 201.

[7] Сам поэт в 1972 г. вспоминал: «...самиздат – весьма условное понятие. Если под самиздатом вы подразумеваете передачу рукописей из рук в руки и систематическое их перепечатывание, то должен сказать, что мои стихи начали распространяться еще до того, как появился сам самиздат. Кто-то, кому нравились мои стихи, просто переписывал их, давал кому-нибудь почитать, а кто-то еще потом брал у него. Самиздат же появился всего пять или шесть лет назад».

[8] Этим годом помечено его крупное «библейское» стихотворение «Исаак и Авраам». Бродский вспоминал: «Помню, что я написал «Исаака и Авраама» буквально через несколько дней после после того, как прочел «Книгу Бытия».

[9] В суде Бродский держался спокойно, невозмутимо. Л.Штерн вспоминает: «Много лет спустя, в Нью-Йорке, я спросила Бродского, почему он был так невозмутим, будто все это не с ним происходило. «Это было настолько менее важно, чем история с Мариной – все мои душевные силы ушли, чтобы справиться с этим несчастьем».

[10] Это был первый документ о политическом, по существу, процессе, ставший доступным современникам. Именно этот документ положил начало правозащитной тематике в Самиздате; поступок Ф.А.Вигдоровой нужно, таким образом, расценивать как первый, ставший широко известным, акт борьбы за права человека в СССР. “Запись” была опубликована на Западе, где произвела сенсацию. Шок и негодование, вызванные этим документом (в особенности — среди левой интеллигенции, сочувствовавшей Советскому Союзу) сыграли, по-видимому, не последнюю роль в досрочном освобождении Бродского.

[11] По поводу дела Бродского Ф.А.Вигдорова обращалась к Генеральному Прокурору СССР Р.Руденко, Секретарю Союза писателей СССР К.А.Федину и еще во многие официальные инстанции. Но главный ее вклад в защиту поэта — это ее поездка на суд и сделанная ею запись процесса.

[12] «...благодаря мужественной журналистке Фриде Вигдоровой, сделавшей стенограмму этого позорного процесса, имя Бродского стало известно в широких кругах советской интеллигенции и за рубежом, где опубликовали его книгу» (Е.Евтушенко).

[13] «В результате этого нажима и неожиданной доброй помощи навестившего его местного секретаря райкома, о чем мало кто знает, Бродскому было разрешено вернуться в Ленинград уже в 1965 году» (Е.Евтушенко).





Биография Бродского, часть 2 Биография Бродского, часть 3    
Биография Бродского, часть 4


Деград

Карта сайта: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15.