Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.
Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)
И.Бродский в Милане... Что показать, если не обладаешь главным снимком? Отрывок беседы: Михаил Талалай: Милан – конечно, не самый красивый итальянский город. Но, вероятно, самый работящий. «Милан зарабатывает, Рим тратит» – гласит местная поговорка, поддевающая и столичных бюрократов. 
Работает Милан и на культуру. Тут постоянно что-то происходит, что-то показывают, печатают – главные издательства страны тоже расположены в столице Ломбардии. 
Есть в Милане и симпатичные уголки, особенно в районе каналов, так называемых Навильи. Водные транспортные артерии устраивал Леонардо да Винчи, много работавший в Милане и написавший тут свою самую знаменитую фреску Тайная вечеря. Навильи и многие иные кварталы застраивались на рубеже XIX - XX века, в стиле модерн, и поэтому несколько напоминают петербургские места – на Васильевском острове, на Петроградской Стороне. 
Этим ноябрем в Милане стояла золотая осень – сухая и ясная, что давало приятное обрамление целому ряду русских событий. Раз в неделю, трижды, на разных театральных площадках шли вечера памяти Бродского, приуроченные к 10-десятилетию его кончины. 
Я побывал на последнем, 27 ноября, с титулом «Бродский в Петербурге». Единственное мое замечание: Бродский никогда не был в Петербурге. Понятно, что и Ленинград не совпадал с его миром, и посему поэт считал город на Неве даже безымянным. Но все эти топонимические тонкости трудно объяснить итальянцам. В целом же вечер получился прекрасным. Выступали люди, его знавшие, его переводчики. Дирижировал вечером известный русист Фаусто Мальковати, друг поэта и его публикатор. Бродский не раз гостил у него в Милане, но, как рассказывал Фаусто, город его увлекал мало – и это, после Рима и Венеции, понятно. Поэт, однако, с удовольствием ходил на футбольные матчи, а во время кратких прогулок тоже удивленно замечал неожиданное сходство с родным городом. Более чем миланский дом Бродский любил неаполитанскую дачу Мальковати, на острове Искья. И мне тоже доводилось бывать на этой даче, на самом берегу моря, в нескольких метрах от средневекового Арагонского замка. Там, конечно, все иначе – волшебные воды, силуэт Везувия, лодки рыбаков, и там Бродский написал несколько стихотворений о Неаполитанском заливе, а вот о Милане – ни одного. 
В заключение вечера актриса Анна Ногара очень проникновенно прочитала щемящее эссе о комнате с половиной, в ленинградской коммуналке петербургского Дома Мурузи. Признаться, я опасался заявленного в программке чтеца-декламатора, но Анна Ногара читала без ложного пафоса, деликатно, интеллигентно. 
Все три вечера Бродского шли в рамках празднования 60-летия ломбардского общества дружбы России и Италии, и сегодня весьма деятельного, как и полагается в Милане. 
В конце ноября Ломбардский институт Миланской академии науки и литературы провел двухдневный семинар – посвященный русскому литератору совсем иной судьбы – Максиму Горькому. В современной России, изживающей долгое отравление соцреализмом, Горький, мягко говоря, мало популярен, а в Италии им интересуются, считают его классиком. Приурочили семинар к 70-летию со дня смерти писателя. На нем выступали ведущие миланские и туринские русисты, в том числе уже упомянутый Фаусто Мальковати. Его главным организатором был ветеран славистики Эридано Баццарелли. В основном говорили литературоведы, очищавшие Горького от идеологии, и даже от соцреализма и возвращавшие его в общий контекст европейской литературы. Как историку мне был интересен доклад Габриэлы Скьяффино о поездке Горького в Америку, о его разочаровании новым миром – с цитатами не только из эссе о Желтом Диаволе, но и из писем, из интервью. 
И наконец, Чехов. Вишневый Сад, очень хороший спектакль миланского режиссера Фердинандо Бруни. Отметим, что в Италии чеховская пьеса называется чуть иначе – Черешневый сад. Дело в том, что вишню итальянцы считают чрезмерно горькой. В итальянском языке вишня – это amarena , то есть именно «горькая», а едят ее преимущественно в виде варенья, и вообще предпочитают черешню. Поэтому и «Черешневый сад», Il giardino di ciliegi , звучит значительнее, а его вырубка – еще печальнее. И здесь не обошлось без Фаусто Мальковати. Его главный конек – русский театр, и к спектаклю Черешневый сад он также приурочил особую конференцию, о драматургии Чехова. Изюминкой миланского спектакля следует считать иной финал второго действия: по предложению Немировича-Данченко Чехов его изменил, поставив несколько фраз Ани и Трофимова. Фердинандо Бруни восстановил авторскую идею: действие заканчивает старый Фирс, который уходя со сцены в летнюю ночь, повторяет загадочно Дрыг, Дрыг, Дрыг. По мнению, режиссера это - красивый модернистский прием. Кроме черешни, изюминки есть чуть-чуть клюквы: например, чудесные русские колпаки, которые актеры не снимают даже в горнице. Почему-то никто не потрудился правильно расставить ударения на именах персонажей, и даже узнать их произношение, в итоге появляется Любовь, или Леня, вместо Лёни. Но это – мелочи. Театр был полон, актеры – виртуозны, и чеховский текст вновь и вновь трогал прагматичных миланцев. 
 
Деград |
