Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.
Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)
МОНОЛОГ О ЖИЗНИ И ФОТОГРАФИИ
|
 |
НШ: - Как Вы начали заниматься фотографией?
МБ:- Много лет назад, по напутствию этого человека (кивает в сторону Л.Лубяницкого). По-моему, я ехал в Таиланд. По своим делам, и привез 10-15 пленок. Черно-белых. Мы с Леней их посмотрели. Там было два-три интересных снимка, которые меня задели, и я начал серьезно относиться к своим фотографиям. Стал работать, изучать свет и то, как пленка реагирует в разных ситуациях. Купил профессиональную аппаратуру, начал снимать: приятелей, семью, детей, поездки... Получились, как бы, - 'Заметки путешественника'. В течении нескольких лет наметился определенный прогресс.
У меня не было времени на лабораторную работу. Но к этому я особенно и не стремился, на мой взгляд, это необязательно: некоторые фотографы печатают сами, а некоторые - никогда. К тому же, я - в процессе кадрирования, выбора композиции - немного больше навострил свой глаз...
Меня снимали многие фотографы и в России, и по всему миру. Я смотрел журналы и книги по фотографии: польские, чешские, американские, французские. Журналы издательского дома 'Conde Nast'1/... 'Вог' и все, что попадалось. Фотографии Аведона2/ и Пенна3/, фотографов 'Магнума'4/, включая Картье Брессона5/.
Аппарата у меня никогда не было, и лет 25 назад я с легкой руки Леньки (опять кивает в сторону Л. Лубяницкого) начал этим заниматься, не вплотную: первые несколько лет брал камеру с собой только в поездки.
И еще, конечно, Иосиф (Бродский). Он был у нас, естественно, большой знаток фотографии. Папа его, Александр Иванович Бродский, - фотокорреспондент... Я знал, между прочим, его Ладожские фотографии... Дорогу жизни... Зимний Ленинград в блокаде... И после блокадные фотографии... Очень выразительные. Иосиф показывал.
Сохранилось много фотографий, когда я снимал Иосифа, а он - меня. Помню, у него была хорошая камера. Nicon. Серьезная такая, камерка. С широкоугольником. В Париже, когда мы шли гулять, то всегда брали две пленки. Одна пленка - он меня снимает, другая - я его снимаю... У него была уверенность... Он считал, что он лучше фотограф, чем поэт (смеется)... Серьезно, право... 'Это - плохо, это - плохо, а вот это вот... я тебе скажу...' Он действительно любил фотографию и ценил ее.
'Семейные карточки' - его выражение. 'Вот это - настоящие карточки', - он говорил. Мы ходили, помню, по левой стороне Сены, там антиквариат, букинисты, книжки старые. Я снимал. Иосиф говорит: 'Эти карточки должны остаться на всю жизнь'.
Танец я никогда не снимал. Мне все мои знакомые, которым я показывал фотографии, говорили: 'Ну, что ты не возьмешь, не поснимаешь за кулисами...' А я говорил: 'Да, что вы! С ума сошли... Это так скучно... Так неинтересно... Для меня это кухня'... Но потом меня как-то уговорили...Я уже много лет назад зацепился за идею фотографии движения. Звоню как-то 'Рыжему' (Л. Лубяницкий) и говорю: 'Как сделать, чтобы движение длилось... Какую выдержку выставить?..' Cнял одну-две пленки: 90 процентов, конечно, пропало: или пересвечено, или недодержка. Довольно трудно добиться этого результата на пленке. Даже у самых великих фотографов редко получалось. Какие-то фотографии у меня сохранились с той поры.
Я уже выставлялся - с 'путевыми заметками'... Эта выставка поехала по Штатам. Потом - в Россию. И в это время я начал экспериментировать с цифровой фотографией. Можно работать без экспонометра. Сразу можно увидеть результат на экране камеры.
У нас есть летний дом в Доминиканской республике. А там, по традиции, все танцуют. Когда играет оркестр, или включается приемник, или поют, - все пускаются в пляс. Я начал снимать на всяких вечеринках. В шутку. Привез... Мы с Леней посмотрели все это на экране... Кое-что заслуживало внимания... Я вернулся в Доминикану, и продолжил съемки. Года два снимал.
Тогда меня пригласил к себе известный галерист Эдвин Хук, у него галерея на Пятой авеню. Он видел мои черно-белые фотографии. Когда же он посмотрел серию моих цветных доминиканских работ, то сказал: 'Давайте, мы начнем с этого'. Так два года назад возникла названая выставка 'Dominican Moves'- 'Доминиканцы танцуют' в переводе это, наверное, будет так.
 |
Она прошла, вроде бы, с успехом. Многим понравилась, и какие-то вещи были проданы. Несколько месяцев спустя выставка перекочевала в Джексонвилль, во Флориду. Сейчас она проходит в Санта-Доминго, столице ДР.
А я пошел дальше и начал снимать спектакли балетной труппы Мерса Каннинхема. Снимал два с половиной года.
Разница между Доминиканским проектом, который я снимал репортажно, и этим - была в том, что последний создавался в театре. Сцена. Снимать легче, поскольку освещение можно контролировать. Свет меняется, но меняется медленно. Это легко учитывать. Есть репетиции: заранее знаешь направление движения...
НШ: - У Вас на этой выставке есть одна работа - шедевр. Это та, которую журналисты из 'Нью-Йорк Таймс' назвали 'лилиями Моне'...
МБ: - Спасибо. Она едет сейчас в Минеаполис. Мы выставились в 'Project 401 West', потому что это галерея моего приятеля, замечательного фотографа Марка Сэллегара. Они (Марк Сэллегар и Эдвин Хук) выставку 'Merce My Way' устроили вместе. Выставка - бенефис. Все деньги, полученные от нее пойдут на балетную компанию Мерса Каннингема. Он - гениальный, авангардный хореограф нашего времени. Выставка - моя дань его таланту.
НШ: Вы выделяете Мерса Каннингема среди всех хореографов...
МБ: Это личное. Но это и общепризнанное. Он всю свою жизнь стремится к непознанному. Его сотрудничество с Джоном Кейджем и другими: Джаспером Джонсом, Раушенбергом... Биография Мерса известна. Его долгие годы не признавали, чуть ли не огурцами и тухлыми помидорами забрасывали. И здесь, и там. Обзывали различными именами... В Штатах и, скажем, во Франции. Люди уходили со спектаклей, шипели... Бросали программки на сцену... Смотрите, что происходит сейчас - он признан.
Это - не сразу пришло - мое отношение к нему... Оно выросло... Я начал смотреть его спектакли тридцать лет назад. В 77-м, может быть. Через два-три года после моего приезда. Сначала мне как-то так было - 'немножко холодно'. Вроде - какие-то классические движения, вдруг какой-то поворот... Меня немного раздражали звуки... Какие-то совершенно... Я не мог принять... Хотя было что-то притягивающее... 35 лет назад.... Сейчас ему - 88. Он был потрясающий танцовщик, двигался очень уверенно и очень интересно... А его труппа всегда были удивительно подкованный народ.
А потом - все больше и больше... И последние лет пятнадцать я просто жду каждого его нового спектакля, потому что его хореография - всегда очень неожиданна. Непредсказуемые положения, непредсказуемая динамика. Присутствует интеллектуальная струна, но она - не самое главное. Хоть он всегда готовится к новому и всегда обдумывает, что привнести нового... Но у него всегда есть 'чувство живота', чувство серьезной какой-то такой внутренней температуры... Это, то новое, что он хочет увидеть, что он чувствует и кристаллизует, проявляет прямо перед публикой - через своих танцовщиков.
О нем писали, пишут и будут писать. Это человек, который открыл многим - не только хореографам, но музыкантам, художникам-инсталляторам, художникам актуального искусства - массу возможностей. И поэтому ему - 'шапо', большой поклон...
Я только пассивный зритель, но как танцовщик... бывший, ну скажем, танцовщик... Для меня его работа - колоссальный стимул, пример человеческого мужества в искусстве. Поразительно. То, чего он достиг - одно. Но, через что он прошел... Человек такую дистанцию протанцевал и пробежал... Это - марафон жизни.
НШ: Вы с ним танцевали однажды...
МБ: Да-да. Я танцевал несколько его вещей, и потом он сделал эту вещь - ''Occasion Piece…'' Мы танцевали вдвоем в Линкольн Центре. Для меня это - 'L'examen de fin' (смеется)... 'Выпускной экзамен'... 'Путевка в жизнь'...
НШ: Я сегодня вспоминала Ваши черно-белые фотографии. Есть замечательная - Иосиф Бродский с женой Марией. Она широко известна, но не все знают, что вы - автор. Не во всех изданиях есть ваша, так сказать, подпись, не говоря уж об Интернете. Так вот, я обратила внимание: там тоже есть движение...
МБ: Они бежали за тигром.
ЛЛ: По другую сторону ограды... Тигр был в клетке…
МБ: В White Оак Plantation. Там огромные вольеры, тигр терся о решетку, а Иосиф мурлыкал: 'Мрау... мрау...мрау'... Сидел, наверное, минут двадцать. Потом пришла Мария, и тигр, значит, побежал. Они - за ним. Туда и сюда. Параллельно, с другой стороны есть еще вольеры. По-моему, с леопардами. Мария смотрит на леопарда в одну сторону, а Иосиф - на тигра - в другую. Я много его снимал там...
НШ: Там - это где?
 |
МБ: Во Флориде. Он позвонил как-то и сказал: 'Хочу оторваться от Нью-Йорка, заела работа'... Они с Марией провели, по-моему, две с половиной недели или даже три. И я с ними... У меня как раз там были репетиции... Иосиф сидел и дописывал пьесу 'Демократию', переделывал ее. Вечерами мы гуляли...
НШ: Здесь у Вас в Центре висит портрет Иосифа. Расскажите о нем...
МБ (кивает в сторону Лени): Вот...
ЛЛ: Нет-нет. Это - не моя работа. Моя карточка не пожелтела бы... Это - или отфиксированно плохо или промыто плохо...
МБ: Иосиф меня очень корил, корил без конца, что я не справляю Дней Рождения. Он мне всегда приносил свои книжки с надписями, а этот раз - фотографию. И говорит: 'Повесь, я хочу, чтобы у тебя была моя фотография'. Или он сначала про эту фотографию спросил, что, мол, я думаю, поместить ли ее на обложку... Я сказал: 'По-моему, неплохая фотография', а он говорит: 'Я хочу подарить ее тебе'. Мне как раз сорок лет стукнуло. Я говорю: 'Только надпиши...' И он мне написал:
Страна родная широка,
Но в ней дожить до сорока
Ни Мыши, ни ее коту
Невмоготу.
Мыши - от Jozeph-а.
Потому что я его звал 'Jozeph'. С первого дня, когда мы познакомились. Он тогда сказал: 'Я очень не люблю имя 'Михаил' и 'Миша' тоже не люблю, можно - я буду называть Вас 'Мышь'? Я говорю: 'С удовольствием (смеется)...'. А он говорит: 'Вы называйте меня Jozeph...' Мы через две недели перешли на 'ты'... Как-то так получилось...
НШ: Миша, когда Вы стали делать эти абстрактные фотографии, объектом которых был танец, движение, отталкивались ли вы от своих предшественников. От Алексея Бродовича6/, который выпустил альбом с 'Ballet' (1945) и Пола Химмела7/, который работал с Баланчиным...
МБ: Ну, как же... Без них я бы завис в пустоте... Он - Алексей Бродович - использовал в своих работах достижения других мастеров в этой области. Я пытался добиться того же на пленке, но технически совершенно не тянул. Этот эффект легче получить в цифровой фотографии. Хотя... Несколько лет назад Ирвинг Пенн взял танцовщицу. Она крупного такого калибра человек, и я не знаю, это, наверное, широкоформатная была...
ЛЛ: Это применение комбинации обычного света и строба. Мы часто пользовались подобным приемом, когда я работал у Аведона. Передавать движение в фотографии - идея не новая, мы говорили об этом не раз. И Алексей Бродович, и его ученик Поль Химмель, и наша любимая Ильза Бинг8/.... и многие другие: Мартин Мункачи, венгр9/, и Ричард Аведон... Все передавали движение в черно-белой фотографии. Их работы были очень необычные... Идеальные графические композиции...
МБ: Вот, пожалуйста. Я снимал это лет 15 назад (мы идем к монитору, смотрим снимки, изображение похоже на огонь, языки пламени). Кое-что получилось... Довольно интересно по рисунку.
Я кадрирую, определяю композицию. А потом показываю кому-нибудь. Нужен свежий взгляд - к работе привыкаешь, глаз 'замыливается'. Хорошо показывать кому-нибудь, кто в фотографии ничего не понимает, удивительные бывают результаты...
И потом уже последнее... Когда начинаешь печатать... Человек, технически воплощающий твои идеи, вносит определенную коррекцию. Но последнее слово за мной.
ЛЛ: Я вообще считаю, ты меня поправь, если я не прав... Серия этих работ сделана по спектаклю Мерса, но каждая работа живет самостоятельно.
В фотографии - это мой личный опыт - есть такая зависимость: 85 % фотографий хорошо смотрятся в каком-то определенном формате. И только 10-15% - во всех форматах, что говорит о безукоризненности композиции.
И еще - в последнем цикле есть позитивное начало - работы хочется смотреть и смотреть...
Меня поражает фантасмагория цвета в этой серии. Цифровая фотография вообще открыла поле широчайших возможностей. Цвет в ней изначально условен. Современные технологии позволяют менять и трансформировать локально сам цвет и его насыщенность, чего нельзя было делать на пленке... Работа с цветом особенно заметна на этой, последней выставке... Пошла энергия цвета.
Василий Кандинский в начале прошлого века написал трактат, если помните, 'О духовном в искусстве', в котором проанализировал воздействие цвета на живописную композицию и на психику. Цвет работает сам по себе, он мощно воздействует на пространство художественного объекта и на восприятие зрителя.
Фотографии выставки 'Merce My Way' - абстрактные этюды в цвете. В них есть выверенность и следование внутренней художественной необходимости.
Можно знать технику, можно понимать, как снимать, но есть такое понятие - самое главное - видение. Если нет видения, ничего не поможет.
МБ: Вот это - разворот будущей книги (показывает макет). Она будет формата горизонтальной панорамы. Что-то будем переделывать... Всего - около 80 работ.
НШ: Мы сидим в Вашем Центре на Вест сайде, это - Hells Kitchen... Окружающее здесь стремительно меняется. Везде стройки... Как вы относитесь к современному Нью-Йорку?
МБ: По всякому. Когда я жил в Нью-Йорке, одиноким и молодым, было весело. А, когда стал семейным человеком, мы уехали. Давно. Я много времени проводил в поездках и с семьей вне города. А сейчас, с этим Центром, конечно, я возвращаюсь в Нью-Йорк.
Нью-Йорк и воодушевляет, и раздражает. Есть замечательные какие-то вещи, а есть вещи, которые выводят из себя. Нью-Йорк 70-х, 80-х был поразительным городом. Сейчас - много негативной энергии...
Молодым ребятам особенно трудно теперь жить здесь... В любом плане: этическом, моральном, экономическом. Но это - другая тема. Разговор должен быть долгим...
НШ: Когда выйдет монография?
МБ: В пятницу мы заканчиваем макет, еще 25 листов добавим. По всей вероятности, в июне-июле...
НШ: Расскажите, каковы планы Центра?
МБ: Планов масса. Мы сейчас купили театр внизу на 300 мест, и начинаем, наверное, через год, выпускать спектакли. Наш театр - resident - 'Wooster Group'10/, художественный руководитель - Элизабет Лекомп (Elizabeth Le Compte). Они будут проводить у нас около четырех месяцев в году. И мы вместе будем приглашать театральный авангард и музыкантов. Мы будем делать то, чего в Нью-Йорке нет. У нас есть год, и даже - немного больше. Все - впереди...
ПРИМЕЧАНИЯ
1/ Conde Nast Publication - издательство, выпускающее в наши дни 14 журналов, среди которых 'Vanity Fair', 'GO', 'Vogue', 'Architectural Digest', 'Domino', 'Detailes', 'Gurme', 'Portfolio' и другие. Особенности его журналов - взаимопроникновение различных жанров журналистики: талантливого дизайна и острого репортажа. У истоков стоял Алекс Либерман, дизайнер и скульптор русского происхождения. Издательство придерживается высоких стандартов, но постепенно - как и вся массмедия - скатывается к гламуру и попсе.
2/ Ричард Аведон (Richard Avedon, 1923-2004) выдающийся фотограф, родился в Нью-Йорке в семье еврейских эмигрантов из России. Он начал заниматься фотографией рано: в 9 лет впервые берет в руки фотоаппарат, в 12 записывается в местный фото-клуб, в 19 устраивается фотографом на торговый флот, а через несколько лет рекламным фотографом в универсальный магазин. Поступает в фотошколу Алексея Бродовича (см. ниже), арт-директора журнала 'Harper's Bazaar'. Дела Аведона резко идут в гору - уже в 22 года он открывает собственную студию. Он много работает и продает свои фотографии в такие знаменитые журналы как 'Vogue' и 'Life' и многие другие.
3/ Ирвинг Пенн (Irving Penn) начал свою блестящую карьеру фотографа в 1943 году, работая ассистентом художественного редактора журнала 'Vogue' Александра Либермана (выходца из России). 26-летний дизайнер имел собственное представление о том, как должна выглядеть обложка, но не находил понимания у штатных фотографов журнала. Тогда Алекс Либерман посоветовал Пенну самому взять в руки фотокамеру, и 1 октября 1943 года на обложке 'Vogue' появилась первая фотография Ирвина Пенна. Эту дату можно считать вторым днем рождения одного из самых знаменитых фотографов XX века.
4/ 'Магнум Фото' (Magnum Photos) фотографическое агентство в форме международного кооперативного объединения фотографов, ставящее своей целью распространение репортажных снимков в печати. Создано 12 ноября 1947 в Париже по инициативе Анри Картье-Брессона, Роберта Капа, Джорджа Роджерса и Дэвида 'Чимы' Сеймура. Агентство до сих пор пользуется заслуженной славой, в него входят известные профессиональные фоторепортёры, в основном из стран Западной Европы и Америки. Единственный русский фотограф, который в 1981 смог пройти отбор в агентство, - Георгий Пинхасов. Всего на конец 2007 года в агентстве 66 фотографов и около 100 человек технического персонала[1].
5/ Анри Картье-Брессон (Henri Cartier-Bresson) (1908-2004) французский фотограф. один из самых известный фотографов 20 века. Отец фоторепортажа, фотожурналистики. 'Не переношу устраивать события и режиссировать. Это ужасно. Нельзя подделывать настоящее. Люблю правду и только правду показываю.' сказал когда-то Брессон
6/ Алексей Бродович (1898-1971). Сын мелкого российского помещика, кавалерийский офицер, воевавший в царской армии до и после революции, Бродович сначала эмигрировал в Париж, а затем перебрался в Америку. Начиная с 30-х годов, он внес в степенные американские журналы смелую визуальную жизненность. Арт-директор журнала 'Harper's Bazaar' с 1934 по 1958 г. В 1945 выпустил альбом 'Ballet'. Он оказал значительное влияние на несколько поколений фотографов и журнальных графиков.
7/ Поль Химмель (р.1914) известный фотограф моды 40-50-х годов, в середине 50-х оставил фотографию и стал психотерапевтом. Уничтожил все свои работы. О нем все забыли. Вспомнили о Химмеле лишь в середине 90-х годов, когда в 1996 году в нью-йоркской галерее Говарда Гринберга была показана небольшая подборка его случайно сохранившихся некоммерческих работ. Химмель, как и многие американские фотографы - ученик А. Бродовича. Интресовался передачей движения. Родился в семье эмигрантов из Белой Церкви (Украина). Будучи подростком, начал интересоваться фотографией. Он снимал друзей и улицы Нью-Йорка. Благодаря Бродовичу, Химмель получил свой первый договор с 'Harper`s Bazaar'. Свое мастерство в передаче движения на снимке (смазка очертаний объекта) Химмель использовал и при фотографировании людей. Это придавало его работам живость и непосредственность. Издал альбом 'Balanchin'.
8/ Ильза Бинг (Ilse Bing, 1899-1998) - немецкий фотограф. В 1930-м переехала в Париж, потом в Нью-Йорк. В конце 1920-х - начале 1930-х годов Ильза Бинг была чуть ли не единственным профессиональным фотографом, использующим узкоформатную камеру и делала это она столь виртуозно, что завоевала неофициальный титул 'Королевы Лейки'. Ее фотографии одинаково хорошо принимали и широкая публика, и представители авангардного европейского искусства.
9/ Мартин Мункачи (Martin Munkacsi, 1896-1963), один из самых талантливых фотографов XX века, начал заниматься фотографией на родине, в Будапеште. В 1928 году переехал в Германию, где работал для крупных берлинских изданий. Свое видение работы фотожурналиста он изложил в самом начале своей карьеры: 'Суметь увидеть в тысячную долю секунды то, что обычные люди не замечают - это теория фоторепортажа. А суметь в следующую тысячную секунды сфотографировать увиденное - это уже практическая сторона фоторепортажа'.
10/ Wooster Group, знаменитый нью-йорский авангардный театр, основанный в 70-е годы. Назван по имени улицы Wooster в нью-йоркском районе Сохо, где в одном из гаражей в 1975 году был дан первый спектакль. С тех пор 'The Wooster Group' выпустил десятка полтора спектаклей и объездил с ними многие страны.
© Russian Bazaar
Источник: Интервью прислано Наталией Шарымовой (Sent: Sunday, April 20, 2008 1:25 AM) для публикации на данном сайте.
| Ранее |
|
Деград
Технический вуз