Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Из письма луны К.:
Все огромные транспорты-тихоходы давно прибыли, а ваш скоростной самоспускатель, очевидно,
застрял в пробках и объезжал каждую канаву на небесном бездорожьи. Если кто-нибудь будет 
писать о всех мыслимых формах изощренного садизма, пусть непременно вставит эту пытку
ожиданием... Постарела и поседела - и не знаешь, что думать, чем помочь, как наказать... Как дура...
И не я одна такая здесь тебя дожидалась... Думала, они опять на финише тебя сбросят в виде фарша
для пельменей, ан нет, выскочил пулей и широко расставил руки для объятия - помолодевший,
похудевший, озорной и веселый мальчишка - вот уж чего не ждали!!! И три члена Совета с тобой -
веселые и довольные... Но уж больно медленно спускались... Ну, мы позвали вас за стол -
славно выпустили пар, хохотали над твоими побасенками и анекдотами, после каждого спрашивали:
"Сам придумал?" - и если да, то смеялись звонче и громче... Солидарность огромного гарема,
полюбили горьковатый юморок... Правы были те, кто раньше отметил, что ты сильно меняешься
с каждой неделей... Я помню вопрос пионерки: любовь или работа? Кожа и кости - конечно, работа! Ц. К.

    Иосиф Бродский
	
  
	
Подсвечник

     Сатир, покинув бронзовый ручей,
     сжимает канделябр на шесть свечей,
     как вещь, принадлежащую ему.
     Но, как сурово утверждает опись,
     он сам принадлежит ему. Увы,
     все виды обладанья таковы.
     Сатир - не исключенье. Посему
     в его мошонке зеленеет окись.

     Фантазия подчеркивает явь.
     А было так: он перебрался вплавь
     через поток, в чьем зеркале давно
     шестью ветвями дерево шумело.
     Он обнял ствол. Но ствол принадлежал
     земле. А за спиной уничтожал
     следы поток. Просвечивало дно.
     И где-то щебетала Филомела.

     Еще один продлись все это миг,
     сатир бы одиночество постиг,
     ручьям свою ненужность и земле;
     но в то мгновенье мысль его ослабла.
     Стемнело. Но из каждого угла
     "Не умер" повторяли зеркала.
     Подсвечник воцарился на столе,
     пленяя завершенностью ансамбля.

     Нас ждет не смерть, а новая среда.
     От фотографий бронзовых вреда
     сатиру нет. Шагнув за Рубикон,
     он затвердел от пейс до гениталий.
     Наверно, тем искусство и берет,
     что только уточняет, а не врет,
     поскольку основной его закон,
     бесспорно, независимость деталей.

     Зажжем же свечи. Полно говорить,
     что нужно чей-то сумрак озарить.
     Никто из нас другим не властелин,
     хотя поползновения зловещи.
     Не мне тебя, красавица, обнять.
     И не тебе в слезах меня пенять;
     поскольку заливает стеарин
     не мысли о вещах, но сами вещи.

             1968