Специальные ежемесячные бизнес-журналы для руководителей крупных предприятий России и СНГ О фирме Журналы Подписка и реклама Интервью Содержание сайта Обратная связь

Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

1

МЕТАМОРФОЗА ФРАЗЕОЛОГИЗМА:

“ВЫЙДЯ НА ВОЗДУХ И ШКУРУ ВЫНЕСЯ”

В стихотворении Бродского “1972 год”, написанном 18 декабря 1972 г. и посвященном вынужденному отъезду из родной страны (произошедшему 4 июня этого года), есть такие строки:

Точно Тезей из пещеры Миноса,

выйдя на воздух и шкуру вынеся,

не горизонт вижу я — знак минуса

к прожитой жизни [1].

Бродский уподобляет себя, покинувшего отечество, герою греческих мифов Тезею, вернувшемуся из страшного лабиринта, в котором обитал убитый Тезеем чудовищный быкоголовый Минотавр. Именование лабиринта Минотавра “пещерой Миноса” — “поэтическая вольность”. Впрочем, лабиринт был построен по приказанию критского царя Миноса и потому может быть назван “пещерой” не Минотавра, но Миноса [2]. Деепричастным оборотом “выйдя на воздух” обозначена, естественно, эмиграция. Другой же деепричастный оборот, “шкуру вынеся” обладает такими коннотациями, как победа над врагом, одоление тоталитарного чудовища — “Минотавра”. Мифологический Минотавр — человек с головой быка — у Бродского превращается в страшное существо, “шкуру” которого как трофей выносит на свет Тезей и его двойник — лирический герой стихотворения.

Однако словосочетание “шкуру вынеся” проецируется и на фразеологический оборот “спасти свою шкуру”. “Переписывание”, переиначивание фразеологических оборотов — одна из особенностей поэтики Бродского. При этом нередко, как и в данном случае, возникает конфликт смыслов. В денотативном плане стихотворения “1972 год” сказано о победе, освобождении от власти “Минотавра”. Коннотативный план строки “выйдя на воздух и шкуру вынеся” — иной, противоположный: оборот “спасти свою шкуру” применим не к героической победе, а к трусливому (“шкурническому”) поведению. Одна из возможных интерпретаций этого семантического конфликта: победа относительна, и героическая, “тезеевская” модель поведения на самом деле неуместна. Но допустимо и другое толкование: выход на воздух, освобождение — так оценивает свой отъезд сам лирический герой. Спасение шкуры — это сторонняя, “официозная” оценка произошедшего с Бродским. Не случайно, спасение шкуры и шкурничество были в советский период элементами политического лексикона власти, когда она стремилась к моральной дискредитации инакомыслящих.

2

РАЗРУШЕНИЕ ЯЗЫКА: “СЛОВО О” ИЛИ “НОМЕР 0”

В цикле “Часть речи” (1975—1976) есть стихотворение “Узнаю этот ветер, налетающий на траву...”, заканчивающееся строками:

И, глаза закатывая к потолку,

я не слово о номер забыл говорю полку,

но кайсацкое имя язык во рту

шевелит в ночи, как ярлык в Орду [3].

Одна из отличительных черт стихотворений цикла “Часть речи” — нарушение правильного, нейтрального порядка слов в предложениях, порой приводящее к разрушению, к размыванию структуры предложения, его грамматической, а также семантической связности [4]. Попробуем восстановить правильный порядок слов в процитированных строках.

Вариант первый: [говорю (: “) я не слово о (далее пропуск дополнения, т.е. конструкция такова: слово о чем-то. — А. Р.), а номер полку / полка забыл (”)] [5]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — эллиптическая, с нарушением порядка слов (номер забыл полку вместо исходного номер полку / полка забыл).

Вариант второй: [(“) я не слово о (...) (, а) номер забыл сказать (”, — ) говорю полку]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — эллиптическая, но без нарушения порядка слов.

Вариант третий: [говорю (: “) я не “Слово о полку”(, а) номер забыл (”)]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — без эллипсиса, но с нарушенным порядком слов (разрыв компонентов словосочетания-названия “Слово о полку”). Это случай, известный поэтической речи, — “дистантное расположение компонентов субстантивного словосочетания. Стандартная конструкция, в которой компоненты такого словосочетания обрамляют сказуемое (чаще всего глагольное)” [6]. Предположение о том, что в строке Бродского зашифровано название “Слова о полку Игореве”, самого известного древнерусского литературного памятника, основывается, в частности, на “татарских” реалиях стихотворения “Узнаю этот ветер, налетающий на траву...”: “Узнаю этот ветер, налетающий на траву, / под него ложащуюся, словно под татарву. / Узнаю этот лист падающий, как обагренный князь” [7]. Ложащаяся под ветром трава — реминисценция из “Слова о полку Игореве”, где сказано: “Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось” [8]. Упоминается в “Слове о полку Игореве” и грязь, правда в несколько ином контексте: русские “начаша мосты мостити по болотомъ и грязивымъ местомъ” [9].

“Кайсацкое” имя отсылает к стихам из “Фелицы” Г.Р. Державина, назвавшего Екатерину II “богоподобная царевна / Киргиз-кайсацкия орды!” [10]. Автор “Фелицы”, как известно, подчеркивал татарское происхождение своего рода, именовал себя “мурзой”. Наконец, “татарская реалия” в тексте Бродского — “ярлык в Орду”.

В древнерусской книжности татары очень часто отождествлялись с половцами — врагами и победителями князя Игоря, героя “Слова...” [11].

Распад названия “Слово о полку Игореве” на “слово о” и “полку” в стихотворении Бродского свидетельствует о победе немоты и “кайсацкой” речи над поэтическим словом, о “забывании” названия “Слова о полку Игореве”. Образуется семантический конфликт: говорится о “забывании” номера, а на самом деле забывается (или вспоминается по частям, то есть с трудом и не до конца — утрачено слово “Игореве”) не номер, а название “Слово о полку Игореве”.

Вариант четвертый: [(“) я не “Слово о полку”, а номер забыл (”) (, — ) говорю полку]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — с эллипсисом (из двух лексем “полку” эксплицитно дана лишь одна) и с нарушенным порядком слов. Семантически почти тождественна предыдущей.

В этом варианте возникает полисемия: полк — одновременно культурная, литературная реалия из “Слова о полку Игореве” и реалия “милитаристская”, полк как воинское подразделение, имеющее свой условный номер. Слово, которое “осиянно”, противопоставлено обезличивающей цифре, номеру, пригодным лишь для “низкой жизни” (Н. Гумилев, “Слово”) [12].

Вариант пятый. [говорю (: “) я не слово “ноль” (, а) номер забыл полку / полка (”)]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — без эллипсиса, но с нарушением порядка слов. Графема “о” похожа на цифру 0, возникает оппозиция “слово “ноль” — номер (цифра) полка”. Полк как воинская единица имеет номер, но этот номер не назван. Слово побеждено цифрой без значения — 0, при этом происходит семантический конфликт: в тексте 0 представлен в форме цифры, по начертанию неотличимой от буквы “о”, но при этом цифра 0 именуется “словом”. Слово побеждено цифрой. Или, как сказано в другом стихотворении Бродского, “В будущем цифры рассеют мрак. / Цифры не умира. / Только меняют порядок, как / телефонные номера” (“Полдень в комнате”, 1978) [13].

Вариант шестой. [(“) я не слово “ноль” (, а) номер забыл (”, — ) говорю полку]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — без эллипсиса и без нарушения порядка слов, близкая к предыдущей.

Вариант седьмой: [говорю (: “) я не слово (, а) ноль(-)номер забыл полку / полка (”)]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — без эллипсиса, но со значительным нарушением порядка слов. При этой интерпретации текста 0 оказывается номером полка. Но в реальности такой номер у воинской части невозможен, и воображаемый полк в стихотворении наделен чертами эфемерности, небытия.

Вариант восьмой: [говорю полку (: “) я не слово (,) ноль ( — ) номер забыл полку / полка (”)]. В сравнении с реконструируемым порядком слов реальная конструкция в тексте — без эллипсиса, но со значительным нарушением порядка слов.

В последних двух вариантах высказывание становится семантически противоречивым: субъект высказывания говорит о том, что он забыл номер (0), но “я” здесь же сам этот номер и называет.

Перечислим другие возможные варианты, не комментируя их. Они предполагают двойной эллипсис, когда из трех случаев подразумеваемого присутствия лексемы “полку” тексте эксплицитно эта лексема дана лишь один раз.

Вариант девятый: [говорю: (“) я не “Слово о полку” (, а) номер забыл полку / полка (”)].

Вариант десятый: [(“) я не “Слово о полку” (, а) номер забыл полку / полка (”, — ) говорю полку].

Строка Бродского предстает синтаксически аморфной и семантически многозначной [14]. Текст Бродского не линеен — компоненты высказывания, составляющие анализируемую строку, могут менять свои места. Высказывание образуется каждый раз заново, как мозаичный рисунок в калейдоскопической трубке. Текст не обладает неким заданным смыслом, — этот смысл (вос-)создается читателем стихотворения.

3

СЛОВО ИЗ НОРМАТИВНОГО ЛЕКСИКОНА,
ИЛИ ПОЭТИЧЕСКИЙ ОККАЗИОНАЛИЗМ: “ПОДРОСТОК”

В стихотворении Бродского “Fin de siПcle” (1989), описывающем современный мир, всё более обезличенный и механистичный, теряющий печать культуры [15], есть такие строки:

Теперь всюду антенны, подростки, пни

вместо деревьев [16].

Противопоставление подростков пням, на первый взгляд несколько неожиданное, мотивированно претекстом — пушкинским стихотворением “...Вновь я посетил...”, в котором молодые сосны, выросшие у корней старых, символизируют новое поколение, только вступающее в жизнь: “Зеленая семья, кусты теснятся / Под сенью их как дети. <...> Здравствуй, племя / младое, незнакомое! Не я / Увижу твой могучий поздний возраст, / Когда перерастешь моих знакомцев / И старую главу их заслонишь / От глаз прохожего” [17].

Но возможно и другое толкование. Слово “подростки” (“подросток”) по своей форме почти тождественно лексеме “подрост”, означающей: “поросль молодых деревьев” [18]. “Подростки” — это как бы уменьшительная форма множественного числа от окказионализма “подросток”, образованного от “подроста”. При этой интерпретации оппозиция “пни — подростки” становится прозрачной.

Так на пересечении разных интерпретаций поэтическое слово становится многозначным, и лексема из нормативного словаря превращается в поэтический окказионализм.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Бродский И.А. Соч.: В 4 т. Т. 2. СПб., 1992. С. 293.

2) Пещера в поэзии Бродского — символический образ тоталитарного пространства, деспотической державы; в образе пещеры запечатлены прежде всего приметы Советского Союза, отношение поэта к которому было, как известно, последовательно негативным: “Дверь в пещеру гражданина не нуждается в “сезаме”. / То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит, / обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами. / И за смертною чертою, лунным светом залитою, / челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою” (“Представление”, 1986). — Бродский И.А. Соч.: В 4 т. Т. 3. С. 118. Выбор Бродским пещеры как символа существования в тоталитарной стране навеян, по-видимому, пещерой из “Государства” Платона (VII, 1—3). Философский образ, поддерживающий здание тоталитарной утопии Платона, переводится поэтом в сферу реальной действительности, тоталитарной практики отечественного режима.

3) Там же. Т. 2. С. 399.

4) О синтаксисе в текстах цикла см.: Parli U. Синтаксис и смысл. Цикл Часть речи И. Бродского // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia V. (Studia Finlandiensia 16). Helsinki, 1996.

5) Словоформа полку в данном случае интерпретируется как форма слова “полк” в родительном падеже — так называемом “родительном II, оканчивающимся ударным или безударным — у” (Якобсон Р. К общему учению о падеже. Общее значение русского падежа (авторизованный пер. с англ. А.А. Холодовича) // Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 164). Правда, как отмечал Р.О. Якобсон, излагая идеи А.А. Шахматова, “родительные падежи на — у могут быть образованы от слов с вещественным и собирательным значением, а также с отвлеченным значением” (Там же. С. 165). Слово “полк” к этим группам не относится, но Бродский, возможно, придает ему признак “собирательности” или “отвлеченности”, Это полк, не поддающийся счету, исчислению: у него нет номера. Впрочем, известно употребление слова “полк” в форме родительного II, но в связанном положении — в составе фразеологизированного предложения “нашего полку прибыло”. Семантика лексемы “полк” здесь собирательная.

6) Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис. М., 1982. С. 2183, § 2183.

7) Бродский И.А. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 399.

8) Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. С. 376.

9) Там же. С. 374.

10) Державин Г.Р. Стихотворения. Л., 1957. С. 97.

11) См., например, т.н. “Летописную повесть о Куликовской битве” и “Сказание о Мамаевом побоище”: Памятники литературы Древней Руси: XIV — середина XV в. М., 1981. С. 112, 132.

12) Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Л., 1988. С. 312.

13) Бродский И.А. Соч.: В 4 т. Т. 2. С. 452.

14) Своеобразным автометаописанием многозначного текста являются последняя и предпоследняя строки стихотворения, в которых лексема “язык” означает одновременно и “орган речи”, и “пленный, от которого можно узнать нужные сведения”.

15) См. об этом мотиве поэзии Бродского: Ранчин А. “На пиру Мнемозины”: Интертексты Бродского. М.: НЛО, 2001. С. 210—211, 219—220 (примеч. 16).

16) Бродский И.А. Соч.: В 4 т. Т. 3. С. 191.

17) Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. 4-е изд. Т. 3. Л., 1977. С. 314.

18) Словарь русского языка: В 4 т. 2-е изд., испр. и доп. М., 1984. Т. 3. П — Р. С. 213.