Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Что означает имя «Иосиф Бродский» для истории русской и мировой литературы — известно. Однако, что значит это имя для каждого конкретного ценителя поэзии — вопрос исключительно индивидуальный.

В цикле стихов, появлявшихся на протяжении последних двенадцати лет (т.е. с года смерти поэта), отразился мой личный опыт пристального и неизменного внимания к творчеству, судьбе и личности этого человека. Не мне судить о представленных текстах, да и дело вовсе не в них, а в том, с кем и с чем они связаны. И в этом отношении, возможно, мой опыт окажется для кого-то небезразличным, хотя бы, как иной, отличный от собственного, взгляд на одно из самых заметных поэтических явлений второй половины ХХ века.

Но в чём я действительно уверен, так это в том, что несомненный интерес вызовет фотография Бродского, которая нигде не публиковалась и была сделана незадолго до его смерти Ириной Тайс, нынешней владелицей магазина русской книги «21» в Манхэттене. Я не хотел бы навязывать своё восприятие этого снимка, но высказать собственное мнение имею право. Мне кажется, что этот «непоэтический» Бродский запечатлен в проявлении своей доброжелательности, открытости, человечности, т. е. тех качеств, в которых ему отказывали многие его биографы и жизневспоминатели.

ДВА ДНЯ В ГОДУ

(28 января, 24 мая)

Владеет выговор картавый

одним процентом населенья*,

а остальным достанет славы

для погребенья и забвенья.

Готовит встречу расставанье,

хотя уже иного рода:

«Указ» подписан «об изданьи

стихов поэта для народа».

Ну, а народу это надо,

как будто стало вдоволь хлеба

и в меру пьяного надсада,

и наркотического бреда.

Сегодня лучший день премьера.

И на богемном Гринвич Виллидж

он пролетает, как фанера — **

такого больше не увидишь,

хотя — нелепость непреложна.

И на кладбИще, ближе к лету,

букет из желтых роз возложат...

другому «русскому» поэту.***

Напишет Богу анонимку

заклятый друг, сочтя обиды,

и «надурняк» парит в обнимку

с Эмпайр Билдинг.

«Плывёт караблик...» по каналу

венецианскому. По Мойке

плывёт дерьмо, как символ славы

и уплывает на помойку.

А на «вэст сайде», у Гудзона,****

в плаще потёртом тень маячит.

И эта тень, и эта зона —

два дня в году чего-то значат.

* «...поэтическая аудитория редко насчитывала больше одного процента населения». Иосиф Бродский. Речь в Шведской Королевской Академии при получении Нобелевской премии.

** В дни прощания с Иосифом Бродским в Нью Йорке находился тогдашний российский премьер, который неожиданно для всех прибыл на траурные церемонии.

*** После кончины, во время захоронения Иосифа Бродского на кладбище Сан-Микель в Венеции, от Президента России был послан букет желтых роз. Однако, «цветы запоздалые» странным образом попали на могилу американского поэта Эзры Паунда.

**** «вэст сайд» — западная сторона Манхэттена, выходящая на Гудзон.

ДРУГОЙ ГОЛОС

С этим голосом день ото дня

моя жизнь — как бы и неуместна:

он не то чтобы глушит меня,

а звучит за меня, или вместо.

Не по-русски грассируя «эр»,

он не знает соперников в русском.

На таком языке ноосфер,

очевидно, писали этруски

и молился в скитах старовер,

говоря без посредников с Богом.

Этот голос и мне не в пример,

но его понимаю, немного.

ПРИСУТСТВИЕ ПОЭТА*

Две картинки Венеции

мой вместил коридор —

из помойной коллекции

раритетный отбор.**

Не успеешь раздеться — и

смотрят прямо в упор

две картинки Венеции,

намалёванный вздор.

Не Париж и не Греция —

весь нью-йоркский декор:

две картинки Венеции,

узкий мой кругозор.

* По завещанию Иосифа Бродского, он похоронен в Венеции на острове-кладбище Сан-Микель.

** На нью-йоркских «мусорках», так называемом «гарбидже», можно найти всевозможные старые вещи, пригодные для использования: мебель, телевизоры, светильники, даже картины.

ХЭЛЛОУИН В ГРИНВИЧ ВИЛЛИДЖ

На Гринвич Виллидж — лицедеи,

и шут гороховый острит.

Я лицедеить не умею

на Мортон Стрит, на Мортон Стрит.*

Живут своею жизнью геи —

известный здешний колорит.

И лесбияночка, как фея,

над тёмным сквериком парит.

Уйти отсюда поскорее —

но в палисаднике горит

мне всё призывней и сильнее

его окно на Мортон Стрит.

Окно горит не угасая,

хотя хозяина здесь нет.

Откуда этот, я не знаю,

меня преследующий свет?

* Мортон Стрит — улица в Гринвич Виллидж, знаменитом районе Манхэттена, где живут художники, поэты, музыканты и где долгие годы прожил Иосиф Бродский.

КАФЕ «РЭДЖИО» *

Придумал Нобель динамит —

неплохо для начала...

Давай, пройдём по Мортон Стрит

на Запад, до причала.

Потом придумал этот швед

то, что взрывчатки круче...

Давай зайдём, ему вослед,

в кафе, на всякий случай.

Он здесь заказывал обед

и нарушал обеты

(не швед, конечно же, не швед):

курил, читал газету...

Давай мы выпьем тут вина...

Уже в продаже нету?

...Он допивал бокал до дна,

курил, читал газету...

Тогда закажем — здесь дают —

«экспрессо» с кофеином.

И жизнь продлим на пять минут,

«что оказалась длинной».

* кафе «Рэджио» — любимое кафе Иосифа Бродского, расположенное недалеко от его бывшего жилья в Гринвич Виллидж.

РОМАН БЕЗ ЭПИГРАФОВ *

Один поэт, амикашон

мундира голубого,

поведал, якобы, что он

вступился за другого.

Другой же, изгнанный поэт,

за эту «креатуру»

писал, что первый — был клеврет

и негодяй, в натуре.

...И вот изрёк поэтовед,

сменив былые позы:

хорошим — первый был поэт;

другой — писал доносы.

Меж тем, еще большой вопрос —

кто на кого писал донос?

Но, если честно, без доносов —

в «романе» этом нет вопросов.

* перифраз названия нашумевшего произведения Владимира Соловьёва «Роман с эпиграфами».

«ВОЛШЕБНЫЙ ХОР» *

Кто этот выдумал «квартет» —

теперь «трилистник»?

Кто был учитель? Кто поэт?

А кто завистник?

Предвидеть прошлое нельзя

и, тем не менее,

получат всё твои друзья —

квартиры, премии...

Один из них, за гонорар,

прервав терпение,

издаст паскудный мемуар

в отместку гению. **

Ведь ты обрёк хранить и знать

любую малость,

которая с тобой, как знак,

соприкасалась.

И тот венецианский снег,

и Марциала,

и ту, что значилась для всех

в инициалах.

* «Волшебным хором» Анна Ахматова называла группу тогда молодых поэтов — Евгения Рейна, Анатолия Наймана, Дмитрия Бобышева и Иосифа Бродского,которые были близки к ней и которым она покровительствовала.

** Имеются в виду мемуары Дмитрия Бобышева «Я здесь (Человекотекст)».

У ВИТРИНЫ КНИЖНОГО МАГАЗИНА

Курю на углу, как стою на краю —

у книги его и портрета.

Не то, что о чём-то я с ним говорю —

а просто стою у поэта.

Смотрю на лицо: как в колодце на дне

часть неба мерцает высоко.

Я знаю: ему было хуже, чем мне

стоять на углу одиноко.

* * *

Только слышу: Итака, Итака, Итака...

А какую он рифму сюда подобрал?

Не припомнить. И надо ли это? Однако,

помню, мне открывался его интеграл.

И по следу я полз до конца, как собака,

чтоб в конце обнаружить кромешный провал.

Но преследует эта Итака, Итака...

и предсмертный его одинокий оскал.

* * *

«Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность».

Иосиф Бродский

Он ничего не выбирал —

ни век, ни кладбище, ни место,

ни эшафот, ни пьедестал,

ни мать, ни друга, ни невесту.

И не пришел он умирать

туда, где этого момента

так ждала в Питере кровать

и на Мосфильме кинолента.

И землю он не выбирал —

везде суглинок, в самом деле:

там, где на Мортон Стрит подвал

и где приют на Сан-Микеле.

Он просто вздрогнул и упал

на пол. На время. На чужбину.

Держу в руке кусочек глины,

что в рот поэту не попал.