Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.
Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)
Иосиф Бродский. Фото М.Лемхина. Дата и место съемки не указаны.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала .»
Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей. И ее воспоминания возвращают нашему представлению о молодом Бродском широту и объемность, которая теряется со временем. ПРЕДИСЛОВИЕ.
Письмо из прошлого в будущее В одном из недавних писем Рада Аллой написала мне: "Собственно говоря (пусть это из текста не очевидно), но я-то знаю, что писала ее (книгу воспоминаний. - Я. Г.) в качестве длинного письма тебе - как будто ты просил меня вспомнить об Иосифе и я что вспоминала, то и писала. А вот теперь... я вспомнила разговор, который мы с тобой вели тридцать пять лет назад, вскоре после отъезда Иосифа. Ты тогда сказал: надо озаботиться раскрыть посвящения, все эти инициалы и прочее. А то потом будет не вспомнить. Я, в принципе, была с этим согласна, но все-таки спросила: ну а что дальше? Имя, отчество, фамилия. А потом - год рождения (а сейчас уже во многих случаях годы жизни), профессия? Какие-то жизненные характеристики? И ты, помнится, не нашел, что ответить". Со времени этого разговора о Бродском написаны десятки книг и сотни исследований, раскрыты посвящения, прокомментированы детали его биографии, многократно интерпретированы его тексты. Но фигура Бродского остается не менее загадочной, что и тридцать пять лет назад. Очевидно, дело не просто в раскрытии инициалов и характеристиках окружавших поэта людей, а в улавливании тонких и сложных связей его со временем, которое реализовано в человеческих судьбах. А это требует таланта вспоминания, которым Рада Аллой обладает в полной мере. Своими воспоминаниями она сама ответила на тогдашние собственные вопросы. И очень точно определила жанр - "письмо к посвященным ". Неважно - я ли это, или кто-то иной, близко знавший Бродского и тогдашнюю жизнь вокруг нас. Равно и название она выбрала парадоксально точно. Иосиф Бродский - поэт трагического мировосприятия в молодости, в зрелости исповедовавший суровый стоицизм, - был тем не менее веселым человеком в кругу друзей. Контраст между экзистенциальной доктриной его поэзии и бытовым поведением создавал всю жизнь сопутствующую ему уникальную атмосферу - поражающую и привлекательную. Эту особенность личности Бродского и уловила Рада Аллой, которую Бродский любил и которой доверял. Рада Аллой пишет: "Мы были ровесниками, мы были на "ты", мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, навещал нас по всем адресам, что мы сменили в Ленинграде, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, a 4 июня 1972 года провожала его в Пулковском аэропорту. Но только вот: весь этот горделивый перечень ровно ничего не означает. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала. А он в моей, разумеется, огромную". Здесь надо сделать два уточнения. Одно второстепенное - вряд ли Рада "присутствовала в зале" во время первого суда. В специально выбранную крохотную комнату пустили лишь несколько человек, формально представлявших Союз писателей, адвоката, Фриду Вигдорову с журналистским удостоверением и родителей Бродского. Остальные стояли на лестнице. Но это понятная аберрация памяти. Вообще же сила памяти Рады - поразительная. Второе уточнение - принципиальное. Бродский был человеком, преданным своим друзьям. И, разумеется, Рада занимала свое место в его жизни. Но эта позиция - человека "из публики" - делает ее воспоминания особенно ценными, в силу того, что она не подменяет собой главного персонажа. Однако и смотрит на него отнюдь не снизу вверх, несмотря на соответствующие декларации. Рада пишет отнюдь не житие. Бродский у нее таков, каким он и был, - добрый и щедрый, резкий и несправедливый, твердо знающий свой путь и непоследовательный в оценках. Он мог, как вспоминает мемуаристка, скептически отзываться о замечательном поэте, но и назвать его через некоторое время "великолепным поэтом". Рада Аллой занимает идеальную для мемуариста позицию - она не сливается с Радой тех лет, она видит картину целиком и со стороны. Не столько нравственным, сколько интеллектуальным усилием она выводит Раду-мемуаристку за пределы вспоминаемых ситуаций, оставляя там юную Раду-участницу. Этим объясняется сжатость воспоминаний, их концентрированность. Каждая деталь играет свою значимую роль. Эта лаконичность тем более удивительна, что рассказ идет не только о Бродском, но и о времени. Веселом времени нашей молодости, когда неприятие окружающего общественного и политического быта не мешало интенсивному и достойному личному бытию. Некоторые сюжеты, важные для общей картины, только намечены в воспоминаниях. Например, история литературного кафе на Полтавской, председательницей Совета которого была инженер Рональда Зеленова (великий организатор, по сию пору много делающий для нашей литературной культуры), а "хозяйками" - Рада и Ира Емельянова (которой посвящено пронзительное стихотворение Бродского "Крик в Шереметьево"). В кафе появлялись и читали стихи самые экзотические личности. Были и фигуры для того времени крупные. Я помню выступление Николая Панченко, москвича, с талантливыми и жестокими стихами о войне, которую он прошел. Надеюсь, что когда-нибудь будет написана уникальная для советской эпохи история кафе на Полтавской. Совершенно естественно Рада вводит в повествование второстепенных, казалось бы, по сравнению с главным героем персонажей - своего первого мужа Эдуарда Блюмштейна, которого ценил и уважал Бродский, второго мужа Владимира Аллоя, удивительную девушку Таню Боровкову, загадочный для комментаторов адресат "Памяти Т. Б.", Алю Друзину, чьи инициалы стоят над одним из самых популярных тогда стихотворений Иосифа "Стансы" ("Ни страны, ни погоста…"), Олю Бродович, адресата ранней лирики Бродского… Н о персонажи эти драгоценны, ибо Бродский в начале шестидесятых существовал в нескольких "дружеских пространствах", его человеческие связи были обширны и многообразны и отнюдь не исчерпывались близостью с тройкой так называемых " ахматовских сирот". Хотя эта дружба в то время была для него очень важна. Воспоминания Рады Аллой возвращают картине широту и объемность, теряющиеся со временем, а внутреннее ощущение приема - письмо невидимому адресату - сообщает тексту необыкновенную естественность и легкость стиля, соответствующего доверительному разговору. Для понимания того уникального явления, которое мы называем Иосиф Бродский, воспоминания Рады Аллой важны принципиально. Я.Гордин 
Предлагаемая книга дает читателю максимально полное представление о жизни и работе Иосифа Бродского.
Основу книги составляет подробная хронология, в которую вмонтированы воспоминания, письма, документы. В книге впервые прослежена генеалогия семьи Бродских, начиная с деда - унтер-офицера русской армии. Ряд мемуарных текстов написан специально для данной книги людьми, близко знавшими поэта. Впервые читатель имеет дело с выверенной системой сведений, составляющих многослойную картину, которую можно с полным правом назвать "миром Иосифа Бродского". ПРЕДИСЛОВИЕ. Бродский в зеркале сегодняшнего знания Бродский, как известно, был против написания его биографии. Понятно почему. Он боялся как идеализации, так и клеветы. Он боялся бесцеремонного вторжения в свою личную жизнь и разнообразного фантазирования. Причем особенно опасался именно любого рода восторгов. Он писал Анатолию Собчаку, объясняя отказ приехать в Петербург, что «позитивные переживания» по своему поводу он переносит гораздо труднее, чем негативные. Он опасался «житийного» подхода, не биографии, а агиографии — жития идеального персонажа, что опасно противоречило бы сущности его поэзии. Лев Лосев, с присущим ему умом, талантом и пониманием сути работы Бродского, избежал всех этих опасностей, найдя в своей книге («Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии»), вышедшей в 2006 году в серии «Жизнь замечательных людей», точный и спокойный тон. Но это и в самом деле опыт литературной биографии с минимальным жизненным материалом. Такова была авторская установка. Предлагаемая читателю книга ставит перед собой иную задачу — представить максимально полную картину жизни и работы Бродского. Основу книги составляет подробная хронология, в которую вмонтированы документы, фрагменты воспоминаний, писем. Таким образом, читатель получает ясно выстроенную систему, которую можно назвать миром Иосифа Бродского . В книге впервые прослежена генеалогия семьи — начиная с деда, унтер-офицера русской армии, а затем владельца часовой мастерской в Петербурге, и бабушки — кронштадтской мещанки. Читатель найдет целый ряд мемуарных текстов, написанных людьми, близко знавшими Бродского, специально для данной книги и в некоторых случаях корректирующих устоявшиеся представления. Книга выстроена таким образом, чтобы, представляя подробную фактическую картину жизни поэта, избежать того «биографического волюнтаризма», которого так опасался герой хронологии. Некоторые форсированные пассажи в книге нейтрализуются стремящимся к строгости и объективности контекстом. Бродский говорил иногда, что нет надобности интересоваться биографией поэта. Все, что нужно знать о нем, содержится в его стихах. С этим трудно согласиться. Нет надобности впрямую выводить поэтические сюжеты из биографических ситуаций. Но на фоне объективного знания жизни поэта гораздо глубже оказывается восприятие смысла стихов. Автобиографический материал, введенный в оборот самим Бродским в многочисленных интервью, диалогах, эссе, огромен. Не менее обширен биографический материал, представленный мемуаристами и исследователями. Но, пожалуй, впервые читатель имеет дело с выверенной концентрированной системой сведений, опираясь на которую, он может ориентироваться в окружающем его океане объективных фактов и их субъективных интерпретаций. Работы Валентины Полухиной — два тома интервью «Иосиф Бродский глазами современников» и предлагаемая читателю книга «Иосиф Бродский. Жизнь, творчество, эпоха» — свободная энциклопедия, представляющая интерес для самого широкого круга читателей. Это драгоценный труд для будущих исследователей.
Я. Гордин Источник: http://zvezdaspb.ru/index.php?page=23 
Деград |
