Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

(Шершеневич — Пастернак — Кушнер)

1. При обсуждении моего доклада “Об инфинитивных неограмматизмах Шершеневича” на заседании постоянного семинара Института русского языка РАН “Проблемы поэтического языка” (4 июля 2002 г.)1  М.И.Шапир предложил интересное альтернативное прочтение примера (1):

Я рассматривал эти три конструкции как первый четкий, причем серийный, образец излюбленного Шершеневичем аграмматичного употребления инфинитивов в роли сказуемых к соседним подлежащим. Отнесение действий к деятелям здесь как будто однозначно:

Этим покрывается также теоретически допустимое осмысление инфинитивов в примере (1) как грамматически правильных выражений повелительности либо эллиптичных выражений оптативности.

Возможна, однако, и обратная трактовка актантных отношений:

Оба прочтения исходят из установки на обязательную идентификацию тех или иных номинативных групп в качестве актантов (или иных участников ситуации) при инфинитивах. Это подсказывается общими принципами семантической интерпретации предикатных слов, традицией инфинитивного письма2  и, наконец, аналогиями с другими аграмматичными употреблениями инфинитивов у Шершеневича. Ср. пространный пример (4):

М. И. Шапир предложил радикально отличное понимание примера (1) — как образного приравнивания трех инфинитивных предикатов (лечь, сесть, вскочить) трем вертикально противопоставленным объектам (улица, палисадник, небоскреб)3. При всей интеллектуальной трудности такого осмысления ему находится место в общей типологии инфинитивного письма, подсказываемое, в частности, распространенной конструкцией “инфинитив — [это значит] инфинитив”: Курить — здоровью вредить; Любить — идти... (Пастернак). Попробуем наметить возможную цепочку трансформаций, ведущую к шапировскому прочтению от “нормальных” случаев инфинитивного письма, и сделаем это на материале инфинитива любить.

2. Самыми простыми являются случаи субъектной связи актанта (часто — лирического “я”) с предикатом-инфинитивом через посредство глагольной формы (в частности, вспомогательной), обеспечивающей актантное соотнесение, или с помощью союза чтоб(ы), играющего аналогичную роль. Предикатная схема такова:

Ср. реальные примеры (6а—д):

Предикатная структура несколько усложняется, когда связь устанавливается через посредство сказуемого, состоящего из связки (copula) и наречия, иногда со вставкой дополнительного звена с местоимением это. Ср. схему (7):

Но актантные соотнесения остаются и тут вполне прозрачными. Ср.:

Прозрачность соотнесений обеспечивается эксплицитным (8а, б) или подразумеваемым (8в—д) присутствием субъектов при двухместных предикатах-наречиях (сладко, отрадно, приятно, тяжело, просто), актантная структура которых диктует — по схеме (7) — совпадение их субъектов с субъектами присоединенных к ним через связку инфинитивов.

Промежуточный — между глагольным и адвербиальным — тип присоединения образуют другие сходные формы, включая категорию состояния. Они тоже содержат связку:

Часто связь между субъектом и инфинитивом реализуется предикатным существительным, которое имеет соответствующие актантные места:

Ср. примеры (11а, б):

Предикатные существительные могут присоединяться через связку или осложняющие ее конструкции (с вот [это]..., что за..., в чем... и подобные), а также через глаголы, включающие связочный компонент (типа считать, называть):

Ядерная актантная связь во всех этих случаях та же, что в предыдущих примерах: наряду с субъектом любви, инфинитив (любить) по-прежнему является вторым актантом предиката (цель, прихоть и т. д.). Это видно из возможности трансформировать номинативные члены в исходные адвербиальные и глагольные без изменения смысла. Ср.:

3. Однако характер актантных связей меняется в следующих случаях, на первый взгляд, подобных предыдущим:

Между существительными (бесстрастье, ревность, остроумие, человек) и инфинитивами (любить и др.), присоединенными к ним с помощью связочных средств (таких как тире, вот это, вот что зовется), имеет место отношение не предикатного подчинения (любить — не актант бесстрастья и ревности), а скорее синонимии, отождествления, истолкования. В трех первых примерах (14а—в) имеет место приравнивание предикатов, у которых есть общий актант — субъект приравниваемых эмоциональных состояний, а в примере (14г) мы видим более причудливое отождествление предикатов (любить и др.) с самим субъектом (человек), достигаемое дополнительным синтактико-семантическим сдвигом. Последний случай особенно релевантен c точки зрения возможного приравнивания инфинитивов (лечь, сесть, вскочить) непредикатным объектам (улица, палисадник, небоскреб), казалось бы, напрашивающимся в актанты, а не в квазисинонимы.

Разумеется, более распространено межпредикатное приравнивание типа (14а—в), и чаще всего оно принимает форму связочного соотнесения инфинитивов вроде Любить — идти. Один из его прообразов, собственно, уже появился в наших примерах, лишь слегка замаскированный цепочкой промежуточных связей; см. пример (12е), смысл которого можно схематически эксплицировать в виде (15):

В таких конструкциях, причем любой исторической давности, нет недостатка (знаменитый пастернаковский пример выделяется лишь прямотой и серийностью неожиданных лексических сопоставлений). Их семантика покрывает широкий спектр значений, так сказать, приблизительного приравнивания, включающий, среди прочего, причинную связь (16в). Ср.:

Различие между “обычными” случаями [типа (6, 8, 9, 11, 12)] и только что рассмотренными [типа (14, 16)] носит как синтаксический, так и семантический характер. В первых случаях, “подчинительных”, инфинитиву отводится роль одного из актантов связующего предикатного слова, а от другого актанта этого слова требуется совпадение с одним из актантов инфинитива (Я хочу любить = *Я хочу, чтобы я любил). Во вторых, “приравнивательных”, таких ограничений нет, и в результате обнаруживается либо полное отсутствие у второго члена приранивания предикатных мест (как у существительных типа человек или палисадник), либо отсутствие мест, подходящих для заполнения инфинитивом (как у глаголов типа идти и существительных типа ревность, остроумие и бесстрастие).

Парадоксальным образом, из этих двух случаев более абстрактным, немаркированным, является менее распространенный приравнивательный, а более конкретным, маркированным — вполне привычный подчинительный, связанный с дополнительными ограничениями. Общая глубинная структура одна — приравнивательная, но в маркированном случае она получает более сильную интерпретацию: подчинение инфинитива предикату, связывающему его с подразумеваемым актантом. В немаркированном случае инфинитив, не находя себе места в качестве актанта при втором члене соотнесения, оказывается его равноправным партнером, размытая смысловая связь с которым оставляет простор для разнообразных ассоциативных интерпретаций.

Иными словами, типовая инфинитивная конструкция Любить это [есть] радость [ср. (13)] допускает два пути дальнейшей синтаксической и семантической конкретизации — (17а) и (17б).

4. История поэтической разработки приравнивательных конструкций содержит интертекстуальную серию (18), которая любопытна сама по себе и имеет прямое отношение к рассматриваемой проблеме.

Эффектный интертекстуальный ход Кушнера по-новому мотивирует приравнивание шершеневичевского типа (ср. Любить это значит дрова и Вскочить — небоскребы). Кстати, в структурном отношении этот ход отчасти аналогичен (14г) — он тоже основан на сдвиге от сложной предикатной структуры (светского лицемерия; рубки дров ради любимой) к метонимически замещающему ее актанту (совершенный человек; дрова).

5. Такова приблизительная схема переходов от обычного инфинитивного письма к необычной трактовке примера (1), предложенной Шапиром. Я остаюсь при мнении, что к данному случаю она, скорее всего, не подходит, — в свете упомянутых выше параллелей, особенно примера (4), а также более поздней автоцитаты Шершеневича:

Однако теоретический интерес такой интерпретации несомненен, поскольку она ставит вопрос о четкой формулировке синтаксических и семантических связей, лежащих в основе инфинитивного письма. Попытке ответить на этот вопрос и посвящена настоящая заметка.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См. 2003б.

2. Об инфинитивном письме см. Ковтунова 1986, 159-160; Панченко 1993; Золотова, Онипенко, Сидорова 1998, 458, 460, 462-469 (раздел написан Г.А.Золотовой); Жолковский 2000; 2002; 2003а; 2003б.

3. Сходные соображения по электронной почте мне высказал А.Д.Вентцель.

БИБЛИОГРАФИЯ

Жолковский, А. К.: 2000, Бродский и инфинитивное письмо. Материалы к теме. Новое литературное обозрение  45(2000): 187-198.

Жолковский, А. К.: 2002, К проблеме инфинитивной поэзии  (Об интертекстуальном фоне "Устроиться на автобазу…" С.Гандлевского). Известия РАН. Серия литературы и языка, 61 (2002): 34-42.

Жолковский, А. К.: 2003а, Инфинитивное письмо: тропы и сюжеты. В: Эткиндовские чтения: Сб. статей по материалам Чтений памяти Е.Г.Эткинда (27-29 июня 2000). Ред. П.Л.Вахтина, А.А.Долинин, Б.А.Кац и др. СПб: Изд-во Европейского Унгиверситета в Санкт-Петербурге. 2003. С. 250-271.

Жолковский, А. К.: 2003б, Об инфинитивном письме Шершеневича, Русский язык в научном освещении (2003; в печати).

Золотова, Г. А., Н.К.Онипенко, М.Ю.Сидорова: 1998, Коммуникативная грамматика русского языка, Москва, 440-469.

Ковтунова, И. И.: 1986, Поэтический синтаксис, Москва.

Панченко, О. Н.: 1993, ‘Номинативные и инфинитивные ряды в строе стихотворения’, Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Грамматические категории. Синтаксис текста, Москва, 81-100.