Специальные ежемесячные бизнес-журналы для руководителей крупных предприятий России и СНГ О фирме Журналы Подписка и реклама Интервью Содержание сайта Обратная связь

Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

            Беседа Иосифа Бродского и Октавио Паса       [08 Feb 2009|08:32pm]
"Первоначально меня попросили взять интервью у Октавио Паса. Я же, зная, как он симпатизирует Иосифу Бродскому 
и восхищается им, предложил встретиться и поговорить нам втроем, чтобы это вылилось во что-то менее формальное. 
И Пас и Бродский одобрили эту идею при условии, как они подчеркнули, что результат не будет слишком “серьезным”. 
Вот фрагменты разговора. Они выбраны, чтобы просто дать представление о разнообразии тем и об удовольствии, 
с каким собеседники вели этот разговор.
Диалог этот возник посередине беседы об Эзре Паунде в частности и о поэзии и политике вообще".

                                                               Джонатан Аарон

Октавио Пас. Если говорить о поэзии, то поэзия имеет дело с моралью.

Иосиф Бродский. Да, и только с ней. И все-таки. И все-таки…

О.П. С общественной моралью. С политической. Паунд дружил с Муссолини и писал иногда глупые стихи, правда? 
Но если взять Неруду и Арагона, то с ними дело обстояло хуже. Паунд обладал прямотой, он знал, когда надо остановиться. 
А Неруда и Арагон верили в диалектику, они скрывали свои стихи, которые походили на паундовские. И стихи-то были очень скверные.

И.Б. Давайте вспомним другого человека. К примеру, Марциала. Помните, римский поэт?

О.П. Разве он поэт? Наши представления о поэзии изменились…

И.Б. Октавио, по-моему, он замечательный поэт. Очень хороший.

О.П. Замечательный оратор. Замечательный сатирик.

И.Б. Замечательный эпиграммист. И в его эпиграммах немало хорошей поэзии. Могу процитировать. 
Но сойдемся на том, что он так или иначе недурной поэт. И тем не менее он ладил со всеми императорами 
и со двором или как там это у них называлось. Невероятный блюдолиз и лакей… А притом оставался поэтом. 
Разумеется, есть разница между христианскими временами и, так сказать, языческими. Или что там было в Риме. 
Мы под моралью подразумеваем нечто иное, она у нас изменилась. Думаю, в Риме подход к этим вещам был не такой строгий.

Дж.А. Политика была другая.

И.Б. Другая.

О.П. Простите, не согласен. Смотрите: во-первых, у них существовала политическая поэзия. 
То есть Марциал писал в период колоссальной коррупции. А кроме того, цинизм в те времена 
был ответом коррумпированному и развращенному обществу. В бюрократическом обществе цинизм — 
только один из ответов. Ответов много, и один из них — быть циником. Когда, например, 
Бодлер говорит, что поэзия аморальна, он имеет в виду, что у поэзии другая мораль — более высокая, 
чем мораль ханжей, буржуазии и чем так называемая христианская мораль девятнадцатого века, понимаете?

И.Б. Ну, предположим. И все-таки я бы сказал (и не только потому, что я так испорчен нашим веком): 
наилучший способ вынести суждение о поэте, которого мы, так сказать, считаем мерзавцем, — 
это опубликовать его труды. Все стихи, а если он произносил речи, то — речи.

О.П. Да. Очень хорошая идея. Тогда публика сможет судить сама.

И.Б. Публика. А не элита.