Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.

Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Могила Бродского на кладбище Сан-Микеле, Венеция, см. также 319, 321, 322, 349, вид на могилу Бродского из космоса 451 ]
Спорные страницы


Коллекция фотографий Иосифа Бродского



Иосиф Бродский в 1995 г. Фото Сергея Берменьева.


Где-то в начале этой коллекции я пообещал тем,
у кого хватит терпения и живой человеческой любознательности
встречу с настоящими шедеврами. Перед нами такой снимок.
Как мне представляется, его основная тема - беспощадность.
Беспощадно время, рисующее на лице человека не просто сеть глубоких морщин,
но, подобно портрету Дориана Грэя, рвы и ямы яростных потерь и утрат,
страстей и бесконечных вызовов и свершений творческого духа великого художника,
беспощадна судьба, кидавшая его в изгои, чистящего колхозные коровники,
и возносившая к высшим мировым почестям и наградам,
беспощадна любимая, своими предательством и мелкостью духа
доставившая поэту так много лет мучительных горьких переживаний,
беспощадна человеческая толпа, хулящая, улюлюкающая, слепая,
не читающая и, скажем прямо, не способная читать его тексты -
ведь они требуют напряжения мысли
и высокого активного потенциала ранее накопленной культуры,
беспощадны язык и поэзия,
взявшие у него так много и давшие ему несравнимо меньше,
беспощаден к себе он сам, жестоко безостановочно
сжигавший в крепком сигаретном дыме больные сердце и легкие,
не спящий ночами над рукописями, дающий бесконечные интервью,
прерываемые чашками крепчайшего кофе,
беспощаден фотограф, в нужное время и в нужном месте
сделавший этот замечательный, рвущий наше сердце на куски кадр,
беспощадна смерть, слишком рано в упор смотревшая ему в глаза...
И, конечно же, в этом снимке присутствует то,
что высокопарно зовется "величие духа" - высокопарно,
ибо употребление этих двух слов людьми,
начисто лишенными малейшего основания для такого величия,
предполагает некую комплиментарность к ним,
в отношении же портретируемого это, пожалуй,
единственно точный язык, который мы должны уважительно и трепетно использовать...
В чем-то он бесспорно победил, в чем-то проиграл.
"Но нам остались их великие уроки!"
Да. Конечно, да. "Только этого мало"...
За все, им сделанное, спасибо ему. И долгий низкий поклон - от всех нас.


Иосиф Бродский


                       * * *

     Я слышу не то, что ты мне говоришь, а голос.
     Я вижу не то, во что ты одета, а ровный снег.
     И это не комната, где мы сидим, но полюс;
     плюс наши следы ведут от него, а не к.

     Когда-то я знал на память все краски спектра.
     Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
     Но даже ежели песенка вправду спета,
     от нее остается еще мотив.

     Я рад бы лечь рядом с тобою, но это - роскошь.
     Если я лягу, то - с дерном заподлицо.
     И всхлипнет старушка в избушке на курьих ножках
     и сварит всмятку себе яйцо.

     Раньше, пятно посадив, я мог посыпать щелочь.
     Это всегда помогало, как тальк прыщу.
     Теперь вокруг тебя волнами ходит сволочь.
     Ты носишь светлые платья. И я грущу.

                               <1993>Надежде Филипповне Крамовой на день ее девяностопятилетия
             15 декабря 1994 г.

     Надежда Филипповна1 милая!
     Достичь девяноста пяти
     упрямство потребно и сила - и
     позвольте стишок поднести.

     Ваш возраст - я лезу к Вам с дебрями
     идей, но с простым языком -
     есть возраст шедевра. С шедеврами
     я лично отчасти знаком.

     Шедевры в музеях находятся.
     На них, разеваючи пасть,
     ценитель и гангстер охотятся.
     Но мы не дадим Вас украсть.

     Для Вас мы - зеленые овощи,
     и наш незначителен стаж.
     Но Вы для нас - наше сокровище,
     и мы - Ваш живой Эрмитаж.

     При мысли о Вас достижения
     Веласкеса чудятся мне,
     Учелло картина "Сражение"
     и "Завтрак на травке" Мане.

     При мысли о Вас вспоминаются
     Юсуповский, Мойки вода,
     Дом Связи с антеннами - аиста
     со свертком подобье гнезда.

     Вы жили вблизи абортария,
     Людмилу2 от мира тая.
     и изредка пьяная ария
     в подъезде звучала моя.

     Орава черняво-курчавая
     клубилась там сутками сплошь,
     талантом сверкая и чавкая,
     как стайка блестящих галош.

     Как вспомню я Вашу гостиную,
     любому тогда трепачу
     доступную, тотчас застыну я,
     вздохну, и слезу проглочу.

     Там были питье и питание,
     там Пасик3 мой взор волновал.
     там разным мужьям испытания
     на чары их баб я сдавал.

     Теперь там - чужие владения.
     Под новым замком, взаперти,
     мы там для жильца - привидения,
     библейская сцена почти.

     В прихожей кого-нибудь тиская
     на фоне гвардейских знамен,4
     мы там - как Капелла Сикстинская -
     подернуты дымкой времен.

     Ах, в принципе, где бы мы ни были,
     ворча и дыша тяжело,
     мы, в сущности, слепки той мебели,
     и Вы -- наш Микельанджело.

     Как знать, благодарная нация
     когда-нибудь с тростью в руке
     коснется, сказав: "Реставрация!",
     теней наших в том тупике.

     Надежда Филипповна! В Бостоне
     большие достоинства есть.
     Везде -- полосатые простыни
     со звездами - в Витькину5 честь.

     Повсюду - то гости из прерии.
     то Африки вспыльчивый князь,
     то просто отбросы Империи.
     ударившей мордочкой в грязь.

     И Вы, как бурбонская лилия
     в оправе из хрусталя,
     прищурясь, на наши усилия
     глядите слегка издаля.

     Ах, все мы здесь чуточку парии
     и аристократы чуть-чуть.
     Но славно в чужом полушарии
     за Ваше здоровье хлебнуть!


     1 Надежда  Филипповна  Крамова, актриса и  писательница, ныне  живет  в
Бостоне, США.
     2 Людмила Штерн, писательница, журналистка, дочь Надежды Крамовой.
     3 Пасик - кот в доме Надежды Крамовой.
     4 Яков Иванович Давидович, муж Надежды Крамовой, был известным знатоком
русского военного быта и коллекционером предметов этого быта.
     5 Виктор Штерн, зять Надежды Крамовой, профессор математики Бостонского
университета. (прим. изд.)

     * "Звезда". No. 5. 1995                   * * *

     Меня упрекали во всем, окромя погоды,
     и сам я грозил себе часто суровой мздой.
     Но скоро, как говорят, я сниму погоны
     и стану просто одной звездой.

     Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
     и прятаться в облако, слыша гром,
     не видя, как войско под натиском ширпотреба
     бежит, преследуемо пером.

     Когда вокруг больше нету того, что было,
     не важно, берут вас в кольцо или это - блиц.
     Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
     готов к умноженью лучше иных таблиц.

     И если за скорость света не ждешь спасибо,
     то общего, может, небытия броня
     ценит попытки ее превращенья в сито
     и за отверстие поблагодарит меня.

                                1994                   * * *

     Мы жили в городе цвета окаменевшей водки.
     Электричество поступало издалека, с болот,
     и квартира казалась по вечерам
     перепачканной торфом и искусанной комарами.
     Одежда была неуклюжей, что выдавало
     близость Арктики. В том конце коридора
     дребезжал телефон, с трудом оживая после
     недавно кончившейся войны.
     Три рубля украшали летчики и шахтеры.
     Я не знал, что когда-нибудь этого больше уже не будет.
     Эмалированные кастрюли кухни
     внушали уверенность в завтрашнем дне, упрямо
     превращаясь во сне в головные уборы либо
     в торжество Циолковского. Автомобили тоже
     катились в сторону будущего и были
     черными, серыми, а иногда (такси)
     даже светло-коричневыми. Странно и неприятно
     думать, что даже железо не знает своей судьбы
     и что жизнь была прожита ради апофеоза
     фирмы Кодак, поверившей в отпечатки
     и выбрасывающей негативы.
     Райские птицы поют, не нуждаясь в упругой ветке.

                                   1994
             Письмо в оазис

     Не надо обо мне. Не надо ни о ком.
     Заботься о себе, о всаднице матраца.
     Я был не лишним ртом, но лишним языком,
     подспудным грызуном словарного запаса.

     Теперь в твоих глазах амбарного кота,
     хранившего зерно от порчи и урона,
     читается печаль, дремавшая тогда,
     когда за мной гналась секира фараона.

     С чего бы это вдруг? Серебряный висок?
     Оскомина во рту от сладостей восточных?
     Потусторонний звук? Но то шуршит песок,
     пустыни талисман, в моих часах песочных.

     Помол его жесток, крупицы - тяжелы,
     и кости в нем белей, чем просто перемыты.
     Но лучше грызть его, чем губы от жары
     облизывать в тени осевшей пирамиды.

                               1994
														 
          Бегство в Египет (2)

     В пещере (какой ни на есть, а кров!
     Надежней суммы прямых углов!)
     в пещере им было тепло втроем;
     пахло соломою и тряпьем.

     Соломенною была постель.
     Снаружи молола песок метель.
     И, припоминая его помол,
     спросонья ворочались мул и вол.

     Мария молилась; костер гудел.
     Иосиф, насупясь, в огонь глядел.
     Младенец, будучи слишком мал
     чтоб делать что-то еще, дремал.

     Еще один день позади - с его
     тревогами, страхами; с "о-го-го"
     Ирода, выславшего войска;
     и ближе еще на один - века.

     Спокойно им было в ту ночь втроем.
     Дым устремлялся в дверной проем,
     чтоб не тревожить их. Только мул
     во сне (или вол) тяжело вздохнул.

     Звезда глядела через порог.
     Единственным среди них, кто мог
     знать, что взгляд ее означал,
     был младенец; но он молчал.

                                 декабрь 1995

--------
                  Воспоминание

          Je n'ai pas oublie, voisin de la ville
          Notre blanche maison, petite mais tranquille.

           Сharles Baudelaire

     Дом был прыжком геометрии в глухонемую зелень
     парка, чьи праздные статуи, как бросившие ключи
     жильцы, слонялись в аллеях, оставшихся от извилин;
     когда загорались окна, было неясно - чьи.
     Видимо, шум листвы, суммируя варианты
     зависимости от судьбы (обычно - по вечерам),
     пользовалcя каракулями, и, с точки зренья лампы,
     этого было достаточно, чтоб раскалить вольфрам.
     Но шторы были опущены. Крупнозернистый гравий,
     похрустывая осторожно, свидетельствовал не о
     присутствии постороннего, но торжестве махровой
     безадресности, окрестностям доставшейся от него.
     И за полночь облака, воспитаны высшей школой
     расплывчатости или просто задранности голов,
     отечески прикрывали рыхлой периной голый
     космос от одичавшей суммы прямых углов.

                                        1995

--------
               Выздоравливающему Волосику

     Пока срастаются твои бесшумно косточки,
     не грех задуматься, Волосенька, о тросточке.

     В минувшем веке без неЈ из дому гении
     не выходили прогуляться даже в Кении.

     И даже тот, кто справедливый мир планировал,
     порой без Энгельса, но с тросточкой фланировал.

     Хотя вообще-то в ход пошла вещица в Лондоне
     при нежном Брэммеле и гордом Джордже Гордоне.

     Потом, конечно, нравы стали быстро портиться:
     то - революция, то - безработица,

     и вскоре тросточка, устав от схваток классовых,
     асфальт покинула в разгар расстрелов массовых.

     Но вот теперь, случайно выбравшись с поломками
     из-под колЈс почти истории с подонками,

     больнички с извергом захлопнув сзади двери и
     в миниатюре повторив судьбу Империи,

     - чтоб поддержать чуть-чуть своё телосложение -
     ты мог бы тросточку взять на вооружение.

     В конце столетия в столице нашей северной
     представим щЈголя с улыбкою рассеянной,

     с лицом, изборождЈнным русским опытом,
     сопровождаемого восхищЈнным ропотом,

     когда прокладывает он сквозь часть Литейную
     изящной тросточкою путь в толпе в питейную.

     Тут даже гангстеры, одеты в кожу финскую,
     вмиг расступаются, поблЈскивая фиксою,

     и, точно вывернутый брюк карман - на деньги,
     взирают тучки на блистательного дэнди.

     Кто это? Это - ты, Волосик, с тросточкой
     интеллигентов окружённый храброй горсточкой,

     вступаешь, холодно играя набалдашником,
     в то будущее, где жлобы с бумажником

     царить хотели бы и шуровать кастетами.
     Но там все столики уж стоики и эстетами

     позанимали, и Волосик там - за главного:
     поэт, которому и в будущем нет равного.

                                          1995

     * "Волосик" - юношеская кличка от имени Володя (прим. В. Уфлянда)

     * Текст по публикации: Альманах "Петрополь", N 7, 1997. - С. В.

--------
                         * * *

     Клоуны разрушают цирк. Слоны убежали в Индию,
     тигры торгуют на улице полосами и обручами,
     под прохудившимся куполом, точно в шкафу, с трапеции
     свешивается, извиваясь, фрак
     разочарованного иллюзиониста,
     и лошадки, скинув попоны, позируют для портрета
     двигателя. На арене,
     утопая в опилках, клоуны что есть мочи
     размахивают кувалдами и разрушают цирк.
     Публики либо нет, либо не аплодирует.
     Только вышколенная болонка
     тявкает непрерывно, чувствуя, что приближается
     к сахару: что вот-вот получится
     одна тысяча девятьсот девяносто пять.

                                          1995

--------
                       Корнелию Долабелле

     Добрый вечер, проконсул или только-что-принял-душ.
     Полотенце из мрамора чем обернулась слава.
     После нас - ни законов, ни мелких луж.
     Я и сам из камня и не имею права
     жить. Масса общего через две тыщи лет.
     Все-таки время -- деньги, хотя неловко.
     Впрочем, что есть артрит если горит дуплет
     как не потустороннее чувство локтя?
     В общем, проездом, в гостинице, но не об этом речь.
     В худшем случае, сдавленное "кого мне..."
     Но ничего не набрать, чтоб звонком извлечь
     одушевленную вещь из недр каменоломни.
     Ни тебе в безрукавке, ни мне в полушубке. Я
     знаю, что говорю, сбивая из букв когорту,
     чтобы в каре веков вклинилась их свинья!
     И мрамор сужает мою аорту.

                              1995, Hotel Quirinale, Рим

--------
                   На виа Фунари

     Странные морды высовываются из твоего окна,
     во дворе дворца Гаэтани воняет столярным клеем,
     и Джино, где прежде был кофе и я забирал ключи,
     закрылся. На месте Джино -
     лавочка: в ней торгуют галстуками и носками,
     более необходимыми нежели он и мы,
     и с любой точки зрения. И ты далеко в Тунисе
     или в Ливии созерцаешь изнанку волн,
     набегающих кружевом на итальянский берег:
     почти Септимий Север. Не думаю, что во всем
     виноваты деньги, бег времени или я.
     Во всяком случае, не менее вероятно,
     что знаменитая неодушевленность
     космоса, устав от своей дурной
     бесконечности, ищет себе земного
     пристанища, и мы - тут как тут. И нужно еще сказать
     спасибо, когда она ограничивается квартирой,
     выраженьем лица или участком мозга,
     а не загоняет нас прямо в землю,
     как случилось с родителями, с братом, с сестренкой, с Д.
     Кнопка дверного замка - всего лишь кратер
     в миниатюре, зияющий скромно вследствие
     прикосновения космоса, крупинки метеорита,
     и подъезды усыпаны этой потусторонней оспой.
     В общем, мы не увиделись. Боюсь, что теперь не скоро
     представится новый случай. Может быть, никогда.
     Не горюй: не думаю, что я мог бы
     признаться тебе в чем-то большем, чем Сириусу - Канопус,
     хотя именно здесь, у твоих дверей,
     они и сталкиваются среди бела дня,
     а не бдительной, к телескопу припавшей ночью.

                                        1995, Hotel Quirinale, Рим

--------
Посмертные публикации

     *  Следующие 6 стихотворений отсутствуют в СИБ. Текст по журналу "Новый
Мир"  N 5, 1996. Примечание в тексте: "Эти стихи были переданы нам поэтом за
несколько дней до ухода: публикация, к нашему глубокому сожалению, оказалась
посмертной. В стихах сохранена пунктуация автора."

--------
                   * * *

                                  Л.С.

     Осень - хорошее время, если вы не ботаник,
     если ботвинник паркета ищет ничью ботинок:
     у тротуара явно ее оттенок,
     а дальше - деревья как руки, оставшиеся от денег.

     В небе без птиц легко угадать победу
     собственных слов типа "прости", "не буду",
     точно считавшееся чувством вины и модой
     на темно-серое стало в конце погодой.

     Все станет лучше, когда мелкий дождь зарядит,
     потому что больше уже ничего не будет,
     и еще позавидуют многие, сил избытком
     пьяные, воспоминаньям и бывшим душевным пыткам.

     Остановись, мгновенье, когда замирает рыба
     в озерах, когда достает природа из гардероба
     со вздохом мятую вещь и обводит оком
     место, побитое молью, со штопкой окон.

                                1995

     * Стихотворение  отсутствует в СИБ. Текст по  журналу "Новый Мир"  N 5,
1996. - С. В.

--------
               Посвящается Пиранези

     Не то - лунный кратер, не то - колизей; не то -
     где-то в горах. И человек в пальто
     беседует с человеком, сжимающим в пальцах посох.
     Неподалеку собачка ищет пожрать в отбросах.

     Не важно, о чем они говорят. Видать,
     о возвышенном; о таких предметах, как благодать
     и стремление к истине. Об этом неодолимом
     чувстве вполне естественно беседовать с пилигримом.

     Скалы - или остатки былых колонн -
     покрыты дикой растительностью. И наклон
     головы пилигрима свидетельствует об известной
     примиренности - с миром вообще и с местной

     фауной в частности. "Да", говорит его
     поза, "мне все равно, если колется. Ничего
     страшного в этом нет. Колкость - одно из многих
     свойств, присущих поверхности. Взять хоть четвероногих:

     их она не смущает; и нас не должна, зане
     ног у нас вдвое меньше. Может быть, на Луне
     все обстоит иначе. Но здесь, где обычно с прошлым
     смешано настоящее, колкость дает подошвам

     - и босиком особенно - почувствовать, так сказать,
     разницу. В принципе, осязать
     можно лишь настоящее - естественно, приспособив
     к этому эпидерму. И отрицаю обувь".

     Все-таки, это - в горах. Или же - посреди
     древних руин. И руки, скрещенные на груди
     того, что в пальто, подчеркивают, насколько он неподвижен.
     "Да", гласит его поза, "в принципе, кровли хижин

     смахивают силуэтом на очертанья гор.
     Это, конечно, не к чести хижин и не в укор
     горным вершинам, но подтверждает склонность
     природы к простой геометрии. То есть, освоив конус,

     она чуть-чуть увлеклась. И горы издалека
     схожи с крестьянским жилищем, с хижиной батрака
     вблизи. Не нужно быть сильно пьяным,
     чтоб обнаружить сходство временного с постоянным

     и настоящего с прошлым. Тем более - при ходьбе.
     И если вы -- пилигрим, вы знаете, что судьбе
     угодней, чтоб человек себя полагал слугою
     оставшегося за спиной, чем гравия под ногою

     и марева впереди. Марево впереди
     представляется будущим и говорит "иди
     ко мне". Но по мере вашего к мареву приближенья
     оно обретает, редея, знакомое выраженье

     прошлого: те же склоны, те же пучки травы.
     Поэтому я обут". "Но так и возникли вы, -
     не соглашается с ним пилигрим. - Забавно,
     что вы так выражаетесь. Ибо совсем недавно

     вы были лишь точкой в мареве, потом разрослись в пятно".
     "Ах, мы всего лишь два прошлых. Два прошлых дают одно
     настоящее. И это, замечу, в лучшем
     случае. В худшем - мы не получим

     даже и этого. В худшем случае, карандаш
     или игла художника изобразят пейзаж
     без нас. Очарованный дымкой, далью,
     глаз художника вправе вообще пренебречь деталью

     - то есть моим и вашим существованьем. Мы -
     то, в чем пейзаж не нуждается как в пирогах кумы.
     Ни в настоящем, ни в будущем. Тем более - в их гибриде.
     Видите ли, пейзаж есть прошлое в чистом виде,

     лишившееся обладателя. Когда оно - просто цвет
     вещи на расстояньи; ее ответ
     на привычку пространства распоряжаться телом
     по-своему. И поэтому прошлое может быть черно-белым,

     коричневым, темно-зеленым. Вот почему порой
     художник оказывается заворожен горой
     или, скажем, развалинами. И надо отдать Джованни
     должное, ибо Джованни внимателен к мелкой рвани

     вроде нас, созерцая то Альпы, то древний Рим".
     "Вы, значит, возникли из прошлого?" - волнуется пилигрим.
     Но собеседник умолк, разглядывая устало
     собачку, которая все-таки что-то себе достала

     поужинать в груде мусора и вот-вот
     взвизгнет от счастья, что и она живет.
     "Да нет, - наконец он роняет. - Мы здесь просто так, гуляем".
     И тут пейзаж оглашается заливистым сучьим лаем.

                                   1993-1995

     * Стихотворение  отсутствует  в СИБ. Текст по  журналу "Новый Мир" N 5,
1996. -- С. В.

--------
                  С натуры

                             Джироламо Марчелло

     Солнце садится, и бар на углу закрылся.

     Фонари загораются, точно глаза актриса
     окаймляет лиловой краской для красоты и жути.

     И головная боль опускается на парашюте
     в затылок врага в мостовой шинели.

     И голуби на фронтоне дворца Минелли
     ебутся в последних лучах заката,

     не обращая внимания, как когда-то
     наши предки угрюмые в допотопных
     обстоятельствах, на себе подобных.

     Удары колокола с колокольни,
     пустившей в венецианском небе корни,

     точно падающие, не достигая
     почвы, плоды. Если есть другая

     жизнь, кто-то в ней занят сбором
     этих вещей. Полагаю, в скором

     времени я это выясню. Здесь, где столько
     пролито семени, слез восторга

     и вина, в переулке земного рая
     вечером я стою, вбирая

     сильно скукожившейся резиной
     легких чистый, осенне-зимний,

     розовый от черепичных кровель
     местный воздух, которым вдоволь

     не надышаться, особенно -- напоследок!
     пахнущий освобожденьем клеток

     от времени. Мятая точно деньги,
     волна облизывает ступеньки

     дворца своей голубой купюрой,
     получая в качестве сдачи бурый

     кирпич, подверженный дерматиту,
     и ненадежную кариатиду,

     водрузившую орган речи
     с его сигаретой себе на плечи

     и погруженную в лицезренье птичьей,
     освободившейся от приличий,

     вывернутой наизнанку спальни,
     выглядящей то как слепок с пальмы,

     то -- обезумевшей римской
     цифрой, то -- рукописной строчкой с рифмой.

                                 1995, Casa Marcello

     *  Стихотворение отсутствует в СИБ. Текст по журналу  "Новый Мир" N  5,
1996. -- С. В.

--------
                  Стакан с водой

     Ты стоишь в стакане передо мной, водичка,
     и глядишь на меня сбежавшими из-под крана
     глазами, в которых, блестя, двоится
     прозрачная тебе под стать охрана.

     Ты знаешь, что я - твое будущее: воронка,
     одушевленный стояк и сопряжен с потерей
     перспективы; что впереди - волокна,
     сумрак внутренностей, не говоря - артерий.

     Но это тебя не смущает. Вообще, у тюрем
     вариантов больше для бесприютной
     субстанции, чем у зарешеченной тюлем
     свободы, тем паче - у абсолютной.

     И ты совершенно права, считая, что обойдешься
     без меня. Но чем дольше я существую,
     тем позже ты превратишься в дождь за
     окном, шлифующий мостовую.

                             1995

     * Стихотворение  отсутствует в СИБ. Текст  по журналу  "Новый Мир" N 5,
1996. -- С. В.

--------
               Ere perennius

     Приключилась на твердую вещь напасть:
     будто лишних дней циферблата пасть
     отрыгнула назад, до бровей сыта
     крупным будущим чтобы считать до ста.
     И вокруг твердой вещи чужие ей
     встали кодлом, базаря "Ржавей живей"
     и "Даешь песок, чтобы в гроб хромать,
     если ты из кости или камня, мать".
     Отвечала вещь, на слова скупа:
     "Не замай меня, лишних дней толпа!
     Гнуть свинцовый дрын или кровли жесть -
     не рукой под черную юбку лезть.
     А тот камень-кость, гвоздь моей красы -
     он скучает по вам с мезозоя, псы:
     от него в веках борозда длинней,
     чем у вас с вечной жизнью с кадилом в ней".

                                   1995

     * Стихотворение отсутствует в СИБ. Текст  по  журналу  "Новый Мир" N 5,
1996. -- С. В.

--------
                       Август

     Маленькие города, где вам не скажут правду.
     Да и зачем вам она, ведь всё равно - вчера.
     Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту,
     известному только поезду. Где-то гудит пчела.

     Сделав себе карьеру из перепутья, витязь
     сам теперь светофор; плюс, впереди - река,
     и разница между зеркалом, в которое вы глядитесь,
     и теми, кто вас не помнит, тоже невелика.

     Запертые в жару, ставни увиты сплетнею
     или просто плющом, чтоб не попасть впросак.
     Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,
     у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.

     Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит
     в форму вокзальной площади, со статуей и т.п.,
     где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят",
     прямо пропорционален отсутствующей толпе.

                                <январь 1996 г.>

     * "Знамя". No. 4. 1996

--------
Роману Каплану на следующий день после его 55-летия

     Прости, Роман, меня, мерзавца,
     дай по лицу.
     Но приключилось нализаться
     вчера певцу.

     И потому в твоей гостиной
     был только Юз.
     Роман, я был всегда скотиной
     и остаюсь.

     Прощенья нет подобной твари
     (плюс иудей).
     И нет мне места в "Самоваре"
     среди людей.

     В приличный дом теперь ублюдка
     не станут звать.
     Там, где блистают <...>1, Людка,
     мне не бывать.

     Теперь мне пищей, вне сомнений, -
     одна маца.
     Ни шашлыка мне, ни пельменей,
     ни холодца,

     ни рюмки дорогой отныне.
     Душою стар,
     войду я, как Моисей в пустыне,
     в ближайший бар

     и прошепчу, припав к стакану
     сухой губой:
     "Ура! 55 Роману!
     O boy! O boy!"

             <1990-е>

     * Стихотворение прочитано Р.Капланом (совладельцем  ресторана "Русский
самовар") в телефильме о Бродском.  Не датировано. Сообщено А.Голицыным. -
С. В.

     1 В этих скобках <...> - женское имя, которое я из-за неуверенности не
стал приводить (Зинка, Нинка, да какое угодно - не разобрать). -  Прим. А.Голицына.
														 


Источник: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_poetry.txt





Биография Бродского, часть 1 Биография Бродского, часть 2    
Биография Бродского, часть 3
Требуйте в библиотеках наши деловые, компьютерные и литературные журналы: Современное управление ] Маркетинг успеха ] Экономика XXI века ] Управление бизнесом ] Ноу-хау бизнеса ] Бизнес-команда и ее лидер ] Компьютеры в учебном процессе ] Компьютерная хроника ] Деловая информация ] Бизнес. Прибыль. Право ] Быстрая продажа ] Рынок. Финансы. Кооперация ] Секретные рецепты миллионеров ] Управление изменением ] Антология мировой поэзии ]

Деград

Карта сайта: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15.