ОСТАНОВКА В ПУСТЫНЕ

Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это — храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
Жаль только, что теперь издалека
мы будем видеть не нормальный купол,
а безобразно плоскую черту.
Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья.

Прекрасно помню, как ее ломали.
Была весна, и я как раз тогда
ходил в одно татарское семейство,
неподалеку жившее. Смотрел
в окно и видел Греческую церковь.
Все началось с татарских разговоров;
а после в разговор вмешались звуки,
сливавшиеся с речью поначалу,
но вскоре — заглушившие ее.
В церковный садик въехал экскаватор
с подвешенной к стреле чугунной гирей.
И стены стали тихо поддаваться.
Смешно не поддаваться, если ты
стена, а пред тобою — разрушитель.
К тому же, экскаватор мог считать
ее предметом неодушевленным
и, до известной степени, подобным
себе. А в неодушевленном мире
не принято давать друг другу сдачи.
Потом — туда согнали самосвалы,
бульдозеры... И как-то в поздний час
сидел я на развалинах апсиды.
В провалах алтаря зияла ночь.
И я — сквозь эти дыры в алтаре —
смотрел на убегавшие трамваи,
на вереницу тусклых фонарей.
И то, чего вообще не встретишь в церкви,
теперь я видел через призму церкви.

Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее — после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснется.
Но знавших нас не будет слишком много.
Вот так, по старой памяти, собаки
на прежнем месте задирают лапу.
Ограда снесена давным-давно,
но им, должно быть, грезится ограда.
Их грезы перечеркивают явь.
А может быть земля хранит тот запах:
асфальту не осилить запах псины.
И что им этот безобразный дом!
Для них тут садик, говорят вам — садик.
А то, что очевидно для людей,
собакам совершенно безразлично.
Вот это и зовут: «собачья верность».
И если довелось мне говорить
всерьез об эстафете поколений,
то верю только в эту эстафету.
Вернее, в тех, кто ощущает запах.

Так мало нынче в Ленинграде греков,
да и вообще — вне Греции — их мало.
По крайней мере, мало для того,
чтоб сохранить сооруженья веры.
А верить в то, что мы сооружаем,
от них никто не требует. Одно,
должно быть, дело нацию крестить,
а крест нести — уже совсем другое.
У них одна обязанность была.
Они ее исполнить не сумели.
Непаханное поле заросло.
«Ты, сеятель, храни свою соху,
а мы решим, когда нам колоситься».
Они свою соху не сохранили.

Сегодня ночью я смотрю в окно
и думаю о том, куда зашли мы?
И от чего мы больше далеки:
от православья или эллинизма?
К чему близки мы? Что там, впереди?
Не ждет ли нас теперь другая эра?
И если так, то в чем наш общий долг?
И что должны мы принести ей в жертву?

первая половина 1966

Петербург Бенардаки

Признаюсь, волновалась, когда отправилась в «Дом Бенардаки». Одно дело остров, куда вход никому не заказан. И другое — Дом актера: может быть, входят туда только по пропускам, а для фотосъемки нужно специальное разрешение?

На парадной лестнице идет ремонт. Пробираюсь под деревянными «лесами», увертываюсь от кусков старой штукатурки, которые сыпятся откуда-то сверху. Когда я представилась и объяснила цель своего визита работнику охраны, он направил меня к художественному руководителю Дома актера Нелли Аркадьевне Бродской. Она с интересом выслушала мой рассказ о сормовском периоде жизни Бенардаки и, в свою очередь, рассказала, что сотрудники Дома почитают Дмитрия Егоровича и как строителя этого здания, и как выдающегося человека своей эпохи, что в прошлом году из Франции приезжали потомки Бенардаки и посещали этот дом. А потом, вооружившись внушительной связкой ключей, повела по тем комнатам и залам, где еще сохранился «дух Бенардаки». И с энтузиазмом помогала проводить фотосъемку: включала освещение, раздвигала тяжелые шторы, советовала, какой ракурс лучше выбрать, с какой точки эффектнее будет выглядеть та или иная деталь декора. «Из зала в зал переходя», продолжаем разговор о неординарной личности бывшего хозяина этого дома. Речь зашла о Греческой церкви, где был похоронен Бенардаки, и которую взорвали в 1962 году. Задаю давно волнующий вопрос:

— Что стало с останками Бенардаки, известно ли место его перезахоронения?

Нет, о судьбе останков Бенардаки сотрудникам Дома актера, к сожалению, ничего не известно.

— А вы знаете, — говорит Нелли Аркадьевна, — у Иосифа Бродского есть малоизвестное стихотворение «Взорвали Греческую церковь». Попробуйте найти в его четырехтомнике...

Волковское кладбище

Следующий маршрут — Волковское кладбище с его знаменитыми Литераторскими мостками. Здесь похоронены мать и сестры В.И.Ленина. Здесь, в семейном склепе при соборе Спаса Нерукотворного, нашла место последнего упокоения жена Бенардаки, Анна Егоровна, урожденная Кипури.

Анна Егоровна была моложе Дмитрия Егоровича на 8 лет, и так же как и он, происходила из греческой семьи с юга России. Брак подарил им 8 детей — 3 сыновей и 5 дочерей. Бенардаки рано овдовел: Анна Егоровна умерла в 1846 году, в возрасте 39 лет...

В 1935 году собор Спаса Нерукотворного закрыли и передали под один из цехов завода «Монументскульптура». Все погребения при соборе были вскрыты, а останки лежавших там людей похоронили в общей могиле...

Выходной день. Завод «Монументскульптура», находящийся в центре Волковского кладбища, обнесен трехметровой кирпичной стеной. Где-то в глубине заводской территории здание бывшего собора. Его белый купол едва виден сквозь густую зелень старых кленов и лип. Глухие металлические въездные ворота, проходная. Звоню. На звонок выходит охранник, мои объяснения выслушивает хмуро, но не перебивает. Разрешения на съемку собора с территории завода не дает — не положено. Поясняет, что в церкви захоронений давно нет, что все гробницы и склепы вынесены за периметр заводского забора еще в середине 30-х годов.

— Походите, посмотрите по периметру забора, может, что и отыщите...

Двухчасовые поиски успехом не увенчались. Все же удалось найти единственную точку, где деревья немного расступаются, и в небольшом просвете виднеется белый купол собора Спаса Нерукотворного. Делаю его снимок и еще нескольких безымянных гробниц и усыпальниц, вплотную примыкающих к кирпичной кладке заводского забора. Так, на всякий случай. Как знать, может, одна из них и служила некогда семейным склепом Бенардаки...

«Взорвали греческую церковь...»

После кончины Д.Е.Бенардаки за границей в 1870 году, принимая во внимание его заслуги и пожелания детей, АлександрII именным указом разрешил похоронить его в Греческой посольской церкви Петербурга и даже сам лично встречал на Николаевском вокзале поезд с телом покойного...

К счастью, старая фотография запечатлела внешний вид Греческой церкви. В 1962 году ее взорвали и в 1967-м на ее месте построили Большой концертный зал «Октябрьский».

Отправляюсь на Лиговский проспект, с этим местом связана одна из самых волнующих и таинственных страниц жизни и смерти Дмитрия Бенардаки...

После сноса церкви под остатками ее основания рабочие обнаружили гранитную плиту, а под ней нишу с металлическим гробом. Внутри его был еще один, деревянный, в котором лежало хорошо сохранившееся мумифицированное тело богато одетого мужчины, а в свинцовой коробочке — биография покойного. Около ста лет пролежало под сводами Греческой церкви тело Д.Е.Бенардаки, пока не потревожили его покой. Мумию доставили в судебно-медицинский морг Ленинграда. Что стало с останками Д.Е.Бенардаки после завершения медицинских исследований, не известно. Был ли он захоронен, и если был, то где?..

Напоследок делаю снимок концертного зала и нескольких типичных для времени Бенардаки домов на Греческом проспекте вблизи «Октябрьского». С большой долей вероятности можно предположить, что это и есть те доходные дома, которые принадлежали Бенардаки.

Это не первая публикация в нашей газете, посвященная основателю Сормовского завода. И думаем, не последняя. В жизни Бенардаки еще остались неизвестные нам страницы, и исследователя его биографии ждет немало интересных открытий.