Известный питерский историк архитектуры Михаил Мильчик поставил своего рода рекорд: в течение последних 34 лет упорно работает над созданием музея Иосифа Бродского, с которым он был дружен. Экспозицию предполагается открыть на базе бывшей коммунальной квартиры, в которой поэт жил вместе с родителями. Расположена она в знаменитом питерском доме Мурузи на пересечении улицы Пестеля и Литейного проспекта.

— Идея создать музей возникла 4 июня 1972, в день отъезда Бродского из Ленинграда, — рассказывает Мильчик. — Проводив Иосифа в аэропорт, я возвратился в его квартиру и сфотографировал каждую деталь. Я уже тогда понимал, что когда-нибудь они пригодятся для создания музея его имени. Эта квартира — удивительное место, которое возможно воссоздать с максимально полной достоверностью. Ведь от Бродского многое осталось. Письменный стол, книжные полки, почти вся библиотека сохранилась большими стараниями Якова Гордина. Много вещей у родственников, у знакомых, сохранились рукописи и так далее.

Фонд создания литературного музея Бродского, который возглавляет Мильчик, выкупил половину этой коммунальной квартиры. Приобрести вторую на средства фонда сейчас невозможно: цены на жилье ежегодно увеличиваются в два-три раза и требования соседей, быстро сориентировавшихся в ситуации, стали слишком высоки.

Михаил Мильчик: «Тем не менее мы ждем спада цен, и быть может, тогда удастся выкупить оставшуюся часть квартиры. Губернатор уже обещала помочь с созданием музея. Планируется, что он станет филиалом музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Мы не хотим, чтобы это был обычный скучный музей. Планируем превратить квартиру в мини-центр, где будет не только постоянная мемориальная экспозиция, но и литературный салон, видеогостиная, библиотека, центр по изучению неофициальной культуры Ленинграда. Финансироваться музей будет из городского бюджета».

То, что пока не удается Михаилу Мильчику, осуществили сотрудники музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Петербурге. Во-первых, они воссоздали кабинет Иосифа Бродского — он на первом этаже. На втором этаже Фонтанного дома — выставочный зал, а на третьем — мемориальная экспозиция, посвященная Анне Ахматовой и ее окружению. Это одна из немногих в Петербурге квартир-музеев, в которой нет традиционных витрин и надписей «Руками не трогать!». Здесь, на третьем этаже Фонтанного дома, Ахматова жила вместе со своим мужем искусствоведом Николаем Пуниным.

Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, поясняет: «Мы реконструировали подлинную бытовую обстановку: вход в квартиру, окошко из ванной, через которое можно было увидеть, кто стоит у дверей, когда раздавались ночные звонки и люди ждали арестов. Восстановлена коммунальная кухня — несколько керосинок, несколько кухонных столов».

Облик четырех «жилых» комнат — своего рода движение во времени, с середины 20-х до конца 40-х годов. В каждой из комнат кроме ее бытовой функции обозначено то или другое историческое событие. Иногда посетителям даже разрешают посидеть на «ахматовских» стульях и полистать фотоальбомы. В белые ночи в музее устраивают вечерние и ночные экскурсии.

 

МУЗЫКАЛЬНЫЕ САЛОНЫ

Консервировать и музеефицировать память об именитых жильцах сейчас все сложнее. Время диктует свои законы. Цены на жилье стремительно растут, и память в буквальном смысле становится дорогой. На смену альтруистам-бессребреникам и благодарным потомкам приходят богатые коммерсанты и крупные предприниматели. Для них камин или лепка старых времен — престижный аксессуар, придающий квартире шарм, а хозяину — налет интеллектуальности.

На набережной Фонтанки живет еще один любитель петербургских видов и советского китча дизайнер Майкл Ранделл. Британский блистательный common sense подсказал ему своевременно приобрести в Петербурге престижное жилье по ничтожно низкой цене. По словам Ранделла, ему очень хотелось жить где-нибудь подальше от старой доброй Европы, в исторически интересном, но заброшенном месте, «где дизайн полностью отсутствует». Выбор Ранделла остановился на квартире, принадлежавшей некогда Модесту Чайковскому, брату композитора. Правда, в начале 1990-х о старом хозяине ничего уже не напоминало — на 311 метрах делили утлый быт 24 человека, не считая собаки и тараканов. Ранделл вычистил квартиру и начал творить эклектичный интерьер, сочетающий благородный антиквариат с диким русским китчем. К примеру, он заказал плитку ручной работы с серпами и молотами. А в дополнение к ней — мозаику с тракторами, самолетами, плавильными печами, советскими флагами. К работе над интерьером подключился известный британский художник-хулиган Дэмиен Херст. Разрезанные акулы и коровы, понятно, пришлись бы не ко двору, потому Херст предложил Ранделлу скромных засушенных бабочек. В итоге возникли стеклянные двери, внутри которых сомнамбулически парят «капустницы», «адмиралы» и «павлиньи глаза». У отца дизайнера, Кеннета Ранделла, которого все из уважения к его викторианским сединам величают «сэр Кеннет», вкусы более сдержанные. Он живет в том же доме в квартире по соседству. Иногда в стилизованной под середину XIX века гостиной устраивает музыкальные вечера — как бы в память о братьях Чайковских.

«Память об истории, хозяине — это очень важно для меня», — говорит Оксана Куренбина, хозяйка антик-отеля «Рахманинов» на Казанской улице. Это место уникально тем, что память о его бывшем владельце не только сохранилась, но и превратилась в престижный бренд. Благодаря судьбоносной случайности, а также любознательности владелицы удалось выяснить, что здесь в 1884 — 1885 годах жил гимназист Сергей Рахманинов. Комната, где он мечтал и хулиганил, теперь пафосно называется Rachmaninov Room. Интерьеры — догадка хозяйки и декораторов. Примерно так, в окружении картин, сервантов, секретеров и кресел (купленных по случаю у коллекционеров), должен был жить будущий русский композитор. На одной из стен меж островков штукатурки видны бурые пятна оригинальных «рахманиновских» обоев, в середине комнаты на полу — квадратик уцелевшего паркета.

Оксана Куренбина: «Частенько, когда взрослых не было, Рахманинов с двоюродным братом и его сестрой приставляли доски от стола к буфету и сооружали горку. А вот там, в клозете, при свечах Сережа исправлял «колы» на «четверки» и всю семью водил за нос. Я столько всего узнала о жизни Рахманинова и просто влюблена в него! Кажется, сама судьба послала мне эту квартиру для того, чтобы сохранять память о композиторе».

Неожиданно обнаруженная комната подтолкнула влюбленную хозяйку открыть артгалерею «Рахманинов дворик» и приютить Санкт-Петербургское рахманиновское общество.

 

ДОМ-ГАЛЕРЕЯ

Каждый раз, когда Наталья Дмитриевна Морозова приходит к зданию будущего музея художников Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, она не знает, что там увидит — обвалившиеся руины или оживленную стройплощадку. 20 лет назад было принято решение создать музей этих двух художников в родовом особняке Гончаровых по адресу: Москва, Трехпрудный переулок, 2а, но директор будущего музея, Морозова, до сих пор не может занять свой кабинет.

Бледно-зеленый трехэтажный особняк Гончаровых с первого взгляда кажется нежилым. Да и кто рискнет жить в доме, по некогда роскошному фасаду которого струятся многочисленные трещины. Но потом замечаешь на обветшавшем балконе спутниковую тарелку, кодовый замок и внимательный глазок видеокамеры на входной двери. «Представляете, дом выведен из состава жилого фонда в 1989 году, — вздыхает Наталья Дмитриевна, -  но до сих пор в нем живут жильцы. Они успели приватизировать квартиры и все еще прописывают в них своих новорожденных детей».

Этот особняк был построен в 1908 году известным московским архитектором Сергеем Михайловичем Гончаровым (внучатым племянником жены Пушкина) для своей супруги Екатерины Ильиничны и взрослых уже детей Натальи и Афанасия. Наталья Гончарова в довольно юном возрасте стала известной русской художницей (впоследствии ее назовут амазонкой русского авангарда). В 1900 году она познакомилась с Михаилом Ларионовым, ставшим спутником жизни и соратником. Особняк на Трехпрудном стал их домом и нашел отражение в картинах художников. Однако в 1915 году творческая пара уехала в Париж, чтобы никогда не вернуться на Родину. После их смерти (Гончарова умерла в 1962 году, а Ларионов — в 1964-м) коллекция картин была завещана СССР при условии, что в стране будет их дом-музей.

В 1989 году большая часть коллекции художников была перевезена в Россию и размещена в Третьяковке и Русском музее. Тогда же заведующая отделом Третьяковской галереи по изучению творческого наследия Гончаровой и Ларионова Наталья Морозова и начала бесконечные путешествия по коридорам власти с целью реставрации особняка Гончаровых. Поначалу дела шли неплохо: Минкульт за свои деньги переселил три семьи, из подвала изгнали контору по приему вторсырья, освобожденные площади слегка подремонтировали. Все кончилось в начале 90-х: Морозовой объявили, что теперь не Минкульт, а независимые инвесторы на свои деньги должны будут расселить жильцов и провести реставрационные работы. С тех пор инвесторы то находились, то пропадали вновь, жильцы упорно не хотели выселяться в отдаленные районы Москвы, несмотря на дырявую крышу и отсутствие горячей воды, а дом постепенно приходил в негодность. «Год назад была такая сильная протечка, — говорит Наталья Дмитриевна, — что четыре месяца я не могла войти в одну из квартир, настолько разбухли двери. Пришлось ждать, пока они высохнут».

Наконец, в мае 2006 года Юрием Лужковым было подписано постановление о назначении новым инвестором по итогам открытого конкурса ООО «Ликострой-Инвест». Компании вменялось осуществить реконструкцию с реставрацией и пристройкой административного здания «общей наземной площадью 1300 кв. м на земельном участке площадью 0,076 га со сроком ввода в эксплуатацию не позднее 30 июня 2007 г.». Отселение и перевозка граждан, занимающих квартиры в доме, должна была быть произведена также за счет ООО «Ликострой-Инвест» в «6-месячный срок с момента выпуска проектно-сметной документации». До назначенной Лужковым даты введения музея в эксплуатацию осталось 7 месяцев. Но жильцы на старом месте, а строительная техника все еще не доехала. «Что мне остается?  -  пожимает плечами Морозова. — Только ждать. Я лишь одного боюсь: посягательства на особняк рейдеров, ведь уже было несколько попыток. Кому нужно культурное наследие,  когда на кону лакомый кусок в центре столицы?!.»