Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.

СТРАНИЦЫ САЙТА ПОЭТА АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО

Музей Арсения Тарковского ] Стихотворения Арсения Тарковского ] Стихотворения Арсения Тарковского (ПРОДОЛЖЕНИЕ 1) ] Стихотворения Арсения Тарковского (ПРОДОЛЖЕНИЕ 2) ] ИЗ ПРОЗЫ ПОЭТА ] ФОТОГРАФИИ ] А.Н.Кривомазов: Арсений Тарковский и Марина Цветаева ]

Воспоминания А.Н.Кривомазова о поэте А.А.Тарковском. Некоторые главы из второй части. ОН И ДРУГИЕ ПОЭТЫ ] ЗНАКОМСТВО ДО ЗНАКОМСТВА, МОИ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЕЧЕРА, ЗНАКОМСТВО И ПЕРВЫЕ ПОРТРЕТЫ ] НИЦШЕ? НЕТ - ЛЕРМОНТОВ! ] СИНТАКСИС БЕЛОГО ] ИВАНОВА ИВА ] ЭКЗЕКУЦИЯ И ФОТОГРАФИИ КИЕВЛЯНКИ ] НЕНАПИСАННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ] В ГОЛИЦЫНО ] ЛЮБОВЬ ЧЕРЕЗ НЕПОНИМАНИЕ ] ПОСЛАНИЕ ОТ АНДРЕЯ ] ЗНАТЬ ИЛИ ВЕРИТЬ? ] ПОМИНКИ АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО ] СОН НА ПОЛУ ] БРИТЬЕ, МАССАЖ, ХАННА ШИГУЛА И ДРУГИЕ ВИЗИТЕРЫ ] ЯЗЫК ПРИНАДЛЕЖИТ ВСЕМ! ] МОТЫЛЕК ] ЗВЕЗДЫ ] ПОПРОШАЙКА ] РАССКАЗ ПЛАТОНА ] ТЕРПИМОСТЬ ] ГОТОВНОСТЬ ПОМОЧЬ ] ЕГО КТО-ТО СИЛЬНО РАССТРОИЛ ] ОДНАЖДЫ Я НЕ ОСТАВИЛ ИМ ПАЧКУ ФОТОГРАФИЙ ] ИГРЫ В ШАХМАТЫ ] БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ ] ПОСЛЕДНИЙ ЖИВОЙ ПОРТРЕТ, ТАТЬЯНА АЛЕКСЕЕВНА, ТАЛЛИНН, НООРУС, ЕРЕВАН ] ПОЧТИ ПРОЩАНИЕ - ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА ] СТИХИ ТАРКОВСКОГО НА ДРУГИХ САЙТАХ, ВСЕ ФИЛЬМЫ АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО, ВОСПОМИНАНИЯ МАРИНЫ ТАРКОВСКОЙ ] ЕГО ЗАГАДКИ ] НАДПИСИ НА ФОТОГРАФИЯХ И КНИГАХ ] ПОХОРОНЫ ]
Письмо художнику в Киев ] Письма Арсения Тарковского поэтессе Евдокии Мироновне Ольшанской в Киев ] Воспоминания Семена Липкина об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Григория Корина об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Александра Ревича об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Инны Лиснянской об Арсении Тарковском (интервью) ] Инна Лиснянская - повесть "Отдельный" - воспоминания об Арсении Тарковском ]


ВОСПОМИНАНИЯ О ПОЭТЕ АРСЕНИИ ТАРКОВСКОМ
Некоторые главы из первой части

(Опубликовано: Кривомазов А.Н. К 90-летию поэта и переводчика Арсения Тарковского. - Компьютеры в учебном процессе, № 6, 1997, с. 103-166.)

А.Н.Кривомазов


ЭКЗЕКУЦИЯ И ФОТОГРАФИИ КИЕВЛЯНКИ

Фото А.Н.Кривомазов, 1981

В один из своих приездов я решил вывалить на Арсения Александровича довольно много волновавших меня вопросов (подробнее о некоторых из них - ниже).

Он по привычке вяло и неохотно (мне постоянно казалось, что эти вялость и неохота - испытанный им прием защиты своего внутреннего мира от посторонних наскоков, прочная и надежная скорлупа) скупо принялся отвечать на них, но когда их число перевалило за его какую-то внутреннюю терпелку-ограничитель, он круто сменил тактику боя: откинув голову, резко и выразительно провел рукой по горлу, молодо и со смехом посмотрел на меня и громко, немного пародируя мои интонации, произнес:

- Танюша! Сегодня Саша явно не в форме. Пожалуйста, поставь ему термометр... Потом давай пригласим сестру и пусть она ему поставит хорошенькую клизмочку литра на два-три... пусть знает, как приезжать с такими вопросами... в государственное учреждение - Дом ветеранов кино!

Татьяна Алексеевна с радостью подхватывает шутку мужа:

- Ну-ка, Саша, подойдите-подойдите ко мне поближе, я еще не кусаюсь, что там у Вас с температурой, какой-то Вы сегодня действительно немного не такой, как всегда, наклоните ко мне лоб, так... - медленно проводит тыльной сторой руки по моему лбу (наклонив и полуотвернув к мужу голову, чтобы я не видел ее улыбки и игру глазами, готовится произнести роковой для меня диагноз о чем-нибудь сердечном-неизлечимом), потом ее ладонь по инерции мягко скользит вниз по моей щеке и вдруг она неожиданно произносит грозным укоризненным голосом (ее глаза не просто сверкают - они горят!): - Да он еще и небрит сегодня! Нет, вы подумайте, до чего мы дожили!!! Вы что, не знаете, что если идете в дом, в котором встретите даму - любого возраста! - то Вы должны быть гладко выбриты, отутюжены, от Вас должно пахнуть дорогим модным одеколоном! Ну, Арсюша - вот увидишь, я его сейчас побрею! И не просто побрею - это бритье он запомнит на всю жизнь! Арсюша, найди-ка мне, дружок, твое самое тупое лезвийко! Впрочем, я буду брить... твоим старым зеленым перочиным ножичком... Дай-ка мне его сюда, друг мой... - одной рукой она начинает заваливать мне голову, всем своим видом показывая, что на ближней к ней моей щеке через секунду-другую будет происходить твердо-ледяное беспощадное сухое бритье такой жалкой слабенькой - видит Бог, малюсенькой и невиненькой! - белобрысой растительности, а другую протягивая к мужу за орудием пытки; скосив, как заяц, глаза, я с надеждой смотрю на своего старого друга - спасет он меня или нет?..

Арсений Александрович, с видимой готовностью участвовать в невиданной экзекуции, шарит в карманах (на нем серая тройка, белая рубашка, галстук), находит ножик, раскрывает... и на раскрытой вверх ладони протягивает его грозному новоиспеченному цирюльнику...

Нет, это уже слишком! Этого не выдержит никто!

Я ужом выкручиваюсь из-под ее руки и во весь голос благим матом ору (представляю, как с неожиданной бодростью заерзали в своих номерах их соседи):

- Господа! На этом... самом восхитительном месте прекраснейший концерт в исполнении заслуженных и народных артистов художественного чтения, поэзии и перевода, театра, балета, кино, песни, пляски и резьбы по кости завершен! Уматывайтесь все! Оставшиеся трое будут вволю есть, пить, целоваться и шутить шутками и анекдотами...

Я сделал несколько картинных жестов и прыжков, вернулся к хозяевам; присев перед ними на корточки и положив их руки себе на плечи, запыхавшимся голосом выдохнул: “Ну как?!”

- Бог знает, что такое... - улыбается Тарковский, откладывая уже ненужный ножичек в сторону, а потом, вспомнив, с чего все началось, трясет перед моим носом указательным пальцем, - ох, Саша, смотрите у меня!...

Совсем уже другими глазами, с ласковой грустью и улыбкой смотрит на меня и Татьяна Алексеевна, тихо и мягко ерошит мои волосы, и с каким-то видимым комком, с какой-то непослушной ей неправильностью в голосе вторит полугрозно вслед за мужем: “То-то же, так-то оно лучше!..”

Что это было?

Так, пустяк, частность - для кого-то, но из таких мелочей и складывались наши отношения и встречи, мысленно просматривая которые испытываешь счастье и боль одновременно...

Другой случай. Прибыл к Тарковским в Матвеевское. Там уже две молодые девушки: москвичка, журналистка из “Комсомолки”, и очаровательная киевлянка, кажется, режиссер какой-то студии...

Я сгружаю свое стекло и железо в угол и, пытаясь восстановить дыхание, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли (о, как болят ладони! как болят плечи! как все болит и во весь голос вопит мне, что я его калечу!), молча какое-то время наблюдаю, как вторая простой камерой без затей (“мыльница” - презрительно говорят о такой наши полупрофи) с колоссальным энтузиазмом обрабатывает грядки величественных морщин ослепительного русского поэта.

Она приседает, наклоняется, отходит, почти вслух думает над решением кадра, находит его (решение), щелкает, щелкает, щелкает... - красивая большеглазая девушка тихо порхает по комнате, как крупная бабочка, и мы невольно следим за ее грациозными движениями, - а она так увлечена изумительным творческим поиском, этой пьянящей и обманчивой ловлей удачи, что ничего и никого не видит вокруг.

Только он, носитель божественного лика, величественно погруженный в свои неведомые нам думы и боли, звучит сейчас в ее сердце и памяти своими волшебными словами и ритмами.

Что делать: мы все в те годы жили этими строчками каждый день, постоянно припоминая: как там у нашего чудесного классика? “Приди, возьми, мне ничего не надо, // Люблю - отдам и не люблю - отдам...” или “И не светятся больше ночами // Два крыла у меня за плечами...” или “Вечерний, сизокрылый, // Благословенный свет! // Я словно из могилы // Смотрю тебе вослед...” или “Под этим снегом трупы еще лежат вокруг, // И в воздухе морозном остались взмахи рук...” или “Листва, трава - все было слишком живо, // Как будто лупу кто-то положил // На этот мир смущенного порыва, // На эту сеть пульсирующих жил...” или “Унизил бы я собственную речь, // Когда б чужую ношу сбросил с плеч. // А эта грубость ангела, с какою // Он свой мазок роднит с моей строкою, // Ведет и вас через его зрачок // Туда, где дышит звездами Ван Гог.” А лучше еще круче: “В последний месяц осени, // На склоне // Горчайшей жизни, // Исполненный печали...” - это сейчас и о нем. Крошечный вертолетик ее камеры мягко кружит вокруг его лица; наконец раздается тихий щелчок тихого фотоаппаратика...

Какое-то время я боялся помешать чужому процессу творчества, но потом ясно и холодно увидел, что съемка ведется днем в общем-то темноватой комнате и негативы из-за малого отверстия диафрагмы объектива дешевой камеры получатся некачественными - просто по исходным условиям съемки.

Если бы она была докой, это сразу бы отразилось на используемой ею технике.

Значит, мы просто теряем время...

Встаю, подхожу к сумкам и, под внимательным дружественным взглядом Арсения Александровича, начинаю их распаковывать...

Когда вспышки установлены, а камеры и мощные стволы объективов разложены на столах и стульях в нужном порядке, начинается уже мой одинокий улет в другие миры... Теперь уже я никого не вижу и не слышу... Ау, ребята, позвоните мне завтра...

Сначала, видит Бог, удачи были чаще, потом наш радий (хорошие фотографии), несмотря на героические усилия со всех сторон, стал чудовищно редок и очень дорог...


ЗАСУХА
Земля зачерствела, как губы,
Обметанные сыпняком,
И засухи дымные трубы
Беззвучно гудели кругом,

И высохло русло речное,
Вода из колодцев ушла.
Навечно осталась от зноя
В крови ледяная игла.

Качается узкою лодкой,
И целится в сердце мое,
Но, видно, дороги короткой
Не может найти острие.

Есть в круге грядущего мира
Для засухи этой приют
Где души скитаются сиро
И ложной надеждой живут.
1971

* * *
И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится все, что видел я во сне.

Там, в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет вослед волне о берег биться
А на волне звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть - волна вослед волне.

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь чудо из чудес, и на колени чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу,
Один, среди зеркал в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду.
И мать в слезах берет ребенка на колени.
1974



* * *
Еще в ушах стоит и звон и гром:
У, как трезвонил вагоновожатый!

Туда ходил трамвай, и там была
Неспешная и мелкая река
Вся в камыше и ряске.
  Я и Валя
Сидим верхом на пушках у ворот
В Казенный сад, где двухсотлетний дуб,
Мороженщики, будка с лимонадом
И в синей раковине музыканты.

Июнь сияет над Казенным садом.

Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта
Свистит, но слышно, как из-под подушки:
В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты
И в четверть сна, в одну восьмую жизни.

Мы оба
(в летних шляпах на резинке,
В сандалиях, в матросках с якорями)
Еще не знаем, кто из нас в живых
Останется, кого из нас убьют.
О судьбах наших нет еще и речи,
Нас дома ждет парное молоко,
И бабочки садятся нам на плечи,
И ласточки летают высоко.
1976







В начало

    Ранее          

Далее



Деград

Карта сайта: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15.