Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.
СТРАНИЦЫ САЙТА ПОЭТА АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО
Некоторые главы из первой части (Опубликовано в журнале "Компьютеры в учебном процессе", 1997, № 6, с. 103-166) А.Н.Кривомазов ИГРЫ В ШАХМАТЫ 
Начало "вечнозеленой" партии Тарковского. Фото А.Н.Кривомазова, 1981. - Чему вы так радуетесь, Саша?
Был период в начале 80-х, когда мы почти в каждый мой приход сражались в шахматы. Оказалось, что мы играем (точнее - относимся к игре) почти одинаково: не любим проигрывать, время от времени отпускаем шуточки, крякаем, охаем, комментируем удачные и неудачные ходы (свои и соперника), называем фигуры разными словечками, много шутим, переживаем. Но мы резко отличались громкостью реакции: он тихо разговаривал, негромко смеялся, часто обходился улыбкой, но мог и похохотать, если было действительно смешно, но тихо как-то и очень прилично, я же забывал, что в соседней комнате Татьяна Алексеевна корпит над кормящими их переводами, и мог, к сожалению, забывшись и поддавшись магии и ослеплению игры, вдруг вскрикнуть, расхохотаться, заорать что-нибудь странное: "Ура!" или "Мы ломим!" или совсем уж дикое: "Сливайте нефть, Арсений Александрович!" Арсений Александрович задумчиво улыбался, расставлял фигуры заново (почти все наши партии - за малым исключением - были сыграны у него на кровати в квартире на Маяковской) и мы начинали новое сражение. Иногда заходила Татьяна Алексеевна, никогда не делала выговоров, не показывала, что мы ей мешаем (правильнее - что я ей помешал), спрашивала: "Почему такой хохот? Расскажите, пожалуйста, может, я тоже хочу посмеяться!" Разговоры об особенностях позиции и наших оценках игры, я заметил, ее волновали мало, гораздо больше ее волновало - кто выиграл, какой счет, почему ей не сказали, что выиграл Арсений Александрович. "Арсюша, - наклонялась она к нему, целуя в обе щеки и нежно обнимая, - ты себя в обиду не давай и, будь добр, сообщай мне, когда ты выиграешь, ведь я - твоя единственная болельщица!" - и грозно сверкала глазами в мою сторону. К сожалению, почему-то так получалось, что Арсений Александрович в наших битвах выигрывал значительно реже, возможно (во что я почти не верю), ему легче было проиграть самому, чем видеть, что со мной происходит после проигрыша. "Черт, противно-то как! - однажды в сердцах сказал я ему, - как будто проиграл корову!" Ему это понравилось, он поулыбался, а как-то раз после проигрыша старательно подражая моим интонациям и жестам, но тише, под сурдинку, с полушепотом-полухрипом отчаянно-сокрушенно произнес: "Как же проигрался я сегодня - последнего быка проиграл! Ну что, на лохмотья играть будем?" - и сделал жест рукой, как бы разрывая рубаху на груди, снимая и кладя ее на кон, а другой приставил указательный палец к губам, мол, молчок! секрет! военная тайна! нельзя, чтобы Таня услышала - и, сделав губки бантиком, неодобрительно покачал головой, после чего мы оба схватились за животы и долго тихо до слез хохотали... "Таня, - сказал он за столом, когда мы пили чай вечером на кухне, - сегодня я проиграл Саше стадо коров!" "А ты спроси его, не согласится ли он брать деньгами, а то коровы нам самим нужны?" - поддержала она шутливую ноту и внимательно и вопросительно посмотрела на меня. "Нет, денег он не берет, берет исключительно коровами, у нас их уже почти и не осталось," - продолжает горько сокрушаться Арсений Александрович. "Да-с, - вступаю я в разговор с набитым ртом, - берем-с, согласно уговору-с, исключительно буренками-с!" "Зачем вам так много коров?" - мягко пытается упрекнуть меня Татьяна Алексеевна. "Затем же, зачем и вам!" - пытаюсь найти я выход из затянувшейся и становящейся совсем уж неловкой шутки. Никогда не видел, как Арсений Тарковский пишет стихи, ничего не могу сказать об этом интимном творческом процессе. Но шахматы - процесс тоже в высшей степени творческий, и тут-то могу посвидетельствовать: играл он в шахматы в высшей степени нервно: как-то одновременно перехватает все свои фигуры, приподнимет - и со стоном ставит назад, пойдет - и тут же сам берет ход назад, морщится, стонет, отвернется - повернется вновь, все время рядом, все время под рукой, одновременно беззащитен и в то же время жутко осторожен... Этой тактике леща, плотвы и красноперки я стремился противопоставить резкий и честный клев язя, окуня, сазана, натягивал его леску до полного прогиба удилища, бешено работал башкой, плавниками и хвостом, ходил большими кругами, кидался в глубину: надеюсь, острые ощущения от этих партий доставляли ему не меньшее удовольствие, чем мне. Играл я, естественно, плохо, хотя в ту пору читал много шахматных книг и журналов, время от времени играл запойно - с утра до ночи - блицы с соседом. Шахматы для меня в те годы - яркая и благородная краска (и в какой-то степени лекарство для интеллекта) в той достаточно тусклой жизни, и я благодарен матери за то, что она научили меня этой игре (последнюю нашу партию в 1980 году она выиграла честным и красивым матом). Так уж получилось, что одну партию с ним я записал, и в этой партии он выиграл (в надежде на это я ее и записывал). В тот день, к моменту этой партии, он уже проиграл семь или восемь партий, на меня это действует расслабляюще, я стал играть неосторожно, неуклюже и несобранно - и тут-то меня Арсений Александрович красиво наказал. Итак, 1981 год. Лето. У Арсения Александровича только что вышел толстый серый том со стихами и переводами, там впервые был опубликован его портрет моей работы, и Татьяна Алексеевна решила (естественно, я предполагаю, что это решение приняла она - хотя об этом мне не было сказано ни слова), что мы втроем сходим в ресторан Центрального Дома литераторов и это будет как бы неформальной дружеской платой за эту фотографию. По крайней мере, мы об этом никогда с ними не говорили, но именно так я объясняю себе тот единственный за все время нашего знакомства поход в ресторан после этой партии, но никак не ее результатом. На какое-то дневное время заказано такси, мы его ждем - и играем в шахматы. Почему-то на этот раз играем не на его кровати, а за столом в его кабинете, как нормальные люди. Моих вскриков почти нет, хотя он все время отчаянно тонет. Одну из его реплик во время наших шахматных игр (были еще игры словесные) я поставил эпиграфом к этой главке, но в этой партии ему каким-то образом удалось врубить свою пятую шахматную скорость (возможно, этому в немалой степени помогло то, что я играл в ней излишне расслабленно), в любом случае, я люблю эту партию бесконечно, ибо по ней можно судить, как играл не “старик Тарковский”, а молодой Арсений Тарковский! И вот наступила эта партия. Несколько первых сумбурных ходов в сицилианке и он ловит меня: ставит вилку (перехватав все фигуры, путает, чем брать: вопросительно смотрит - я показываю, чем мне больнее: сначала конем, потом слоном; справедливости ради, здесь же следует отметить, что в данной партии он - в противовес мне - очень быстро отмобилизовался, воодушевился, стал собран и четок, его последующие ключевые ходы были совершенно неожиданны для меня). Итак, он очень доволен, закуривает, улыбается, я же хватаю фотоаппарат и щелкаю его в этот момент, потом достаю еженедельник и начинаю на последней странице лихорадочно записывать эту партию - он не возражает. ("Иногда что-то бывает," - как бы оправдываясь, говорю я. "Иногда что-то бывает," - улыбаясь, соглашается он. Он в чудесном настроении: в этой партии у него белые, партия только началась, а уже вражеская ладья затрепыхалась на его удочке). 30 июня 1981 год Белые - А.А.Тарковский, черные - А.Н.Кривомазов. 1. e4 c5 2. Kf3 d6 3. d4 cd 4. K:d4 Kc6 5. Cb5 Фc7 6. Kc3 a6 Кажется, мой первый ужасный ход в этой партии. Простое 6. ... е6 было бы, возможно, более аккуратным и осторожным. Для тех читателей, кому интересно узнать что-то более содержательное относительно возможных ответов противников в этой партии, я привожу комментарии шахматного компьютера. (Увы, текст реальной публикации и текст этой страницы сайта все-таки будут отличаться: у меня просто нет времени вносить сюда все сноски с комментариями компьютера. Кстати, публикация этой партии в журнале "64 - Шахматное обозрение" тоже обошлась без комментариев компьютера устаревшей версии, хотя он нашел мат за Тарковского на 27 ходу).
Он сделал этот ключевой выпад конем резко и неожиданно для меня, партия только-только началась, я полагал, что запас прочности начальной позиции позволяет мне совершить некий минимум благоглупостей без немедленного наказания, и вот тут-то я ошибся: его игра стремительно набирала обороты, позиция мощно разворачивалась как пружина, и скоро, благодаря его неожиданным ходам, игра окончательно пошла в одни ворота.
Диаграмма 1. 7. ... Фa5+ Сейчас я не машу после драки кулаками, но пытаюсь понять, почему оказался в этой партии в настолько расслабленном состоянии, что по инерции продолжал дергаться ферзем, подарив партнеру в итоге три темпа? Просто его жесткая игра была неожиданной для меня. 8. Cd2 Фd8 9. K:c6 bc 10. C:c6+ (в этот момент он заулыбался, я отвлекся и сделал фотографию, после чего принялся спешно записывать эту партию) Cd7 11. C:a8 e6
Диаграмма 2. У Тарковского две фигуры под боем - вы думаете, он чего-нибудь боится, уводит одну из них? Никак нет - в этой его "вечнозеленой" партии он рокируется! 12. 00! ed 13. ed Ф:a8 (Диаграмма 3). Согласитесь, это красиво: ему так нужна вертикаль “е”, что он не зевает, но сознательно отдает за нее слона! Но дальше будет еще лучше! Итак, я отомстил за свою ладью, но мой король гол, королевский фланг заморожен, Тарковский же выигрывает в развитии, но хватит ли ему сил на победу? 14. Лe1+ Ce7 15. c4 a5 В своем расслаблении я совершенно не подозреваю, какой жуткий разгром мне предстоит и делаю очередной опрометчивый глупый ход, пытаясь ограничить, по-видимому, подвижность белого слона (иначе, спустя 13 лет, как его понять?).
Диаграмма 3 Впрочем, тут в нашей партии возникает как бы параллельное подводное эмоциональное течение, которое добавило в нашу мужскую партию изумительной "женской" краски... Дело в том, что, может быть, я вскрикнул или сказал что-либо излишне громко, а, может быть, вскрикнул или что-то громко сказал хозяин или вообще была неожиданная долгая мертвая тишина - не помню точно. Во всяком случае, в этот момент в комнату вошла Татьяна Алексеевна, озабоченно посмотрела на нас, сказала, что машины все еще нет и осторожно спросила: "Почему это у вас сейчас так тихо?" Я ей почему-то тоже очень тихо сказал, что шуметь не нужно: Арсений Александрович выигрывает в очень красивой партии и я ее записываю. Татьяна Алексеевна пристально посмотрела на выражение лица Арсения Александровича, который возбужденно, как на добычу, не отрываясь смотрел на доску и напряженно размышлял, очень высоко подняла брови и тишайше, на цыпочках, как из комнаты больного, вышла из комнаты и, как мне показалось, некоторое время оставалась стоять за дверью... А мы продолжали играть. 16. Cc3 f6 17. Фf3 Крf7 18. b4 ab 19. C:b4 Kh6 20. c5 Лb8 (Диаграмма 4). Кажется, можно чуть-чуть перевести дыхание: ладья черных вступила в игру, их позиция нехороша, но получше, чем была несколько ходов назад. У белых небольшой материальный перевес и значительно активнее позиция. 21. a3 dc? Мой третий пустой и слабейший ход, который, наверное, сделал эту партию окончательно проигранной, хотя Тарковский еще запас для меня замечательный взрыв.
Диаграмма 4 Его очередная фигура под боем и он не убирает ее, но атакует противника на другом фланге! 22. Фh5+ Крf8 23. Cd2 Cd6 24. C:h6 Ce8 25. Фf5 Cg6
Диаграмма 5 Вновь тихо зашла и поинтересовалась результатом игры Татьяна Алексеевна. Опять в ответ негромко и озабоченно прозвучало, что Арсений Александрович выигрывает в прекрасном стиле! И снова она тихонько вышла из комнаты. У Арсения Александровича под боем ферзь, однако он не убирает его, но азартно ведет атаку на вражеского короля, взламывая его последнюю защиту. 26. C:g7+!! (Нужно признать, что мы довольно-таки темпераментно и быстро передвигали фигуры и просмотры были с обоих сторон: так, компьютер предлагает более сильный удар за Арсения Александровича с матом, но за доской я не видел ни хода компьютера, ни удара Тарковского. Впрочем, сегодня, 12 января 1997 года, когда я должен передать текст этой статьи (первый набросок которой сделал в летнюю бессонную ночь 1993 года на домашнем компьютере) Марине Арсеньевне Тарковской (терпеливо сидящей рядом и ждущей, когда же компьютер мне поставит мат раньше Тарковского, и вот он наконец-то его ставит на двадцать седьмом ходу) для публикации в книге воспоминаний о поэте, - так вот, сейчас я думаю, что, может быть, Арсений Александрович увидел этот мат в своем шахматном просветлении, но поторопился и взялся не за ту фигуру, позволив тем самым мне еще ходов двадцать “подергаться” - впрочем, теперь об этом можно только гадать). Этот ход - 26. C:g7+!! - для меня был как гром среди ясного неба!.. я застонал от восторга и выразил восхищение красивым ударом. 26. ... Кр:g7 27. Фd7 Cf7 28. Ф:d6 C:d5
Диаграмма 6 Конечно, спустя годы, мне неловко за свою беспомощную игру: две тяжелые фигуры как статисты стоят в стороне и наблюдают, как гибнет их король... Но это была "звездная”, безусловно лучшая партия Арсения Александровича в нашей с ним практике. У нее - своя логика. 29. Ле7+ Cf7 30. Фd7 Лf8 31. Фc7 Фd5 32. Фg3+ Крh8 33. Фf3 Фd4 34. Лe1 Cd5 35. Фg3 f5 36. Фе5+ Ф:е5 37. Л1:е5 Се4 38. Ле8 Крg8 39. Л:f8 Кр:f8 40. Л:c5 Крf7 41. Лd7+ Крg6 42. f3 Cd3 Вновь появляется Татьяна Алексеевна: "Ну, и как партия?" Я вновь рассеянно отвечаю, что Арсений Александрович выигрывает - и не просто партию, а лучшую партию, может быть, в его жизни. Он, захваченный борьбой, смотрит только на доску и тихонько покачивается на стуле... "А-ЧТО-ВЫ-САША-СЕЙЧАС-ДЕЛАЕТЕ?" "Как что?.. играю... тут еще можно подергаться... позиция интересная..." - что-то мычу я, не отрываясь от доски. Неожиданно для меня Татьяна Алексеевна не выдерживает и переходит в наступление: "Вы что, не знаете, как в таких случаях надо поступать?" "Понятия не имею!" - совершенно искренне недоумеваю я. "Ах вот как, не знаете, что делать... Ну так я вам скажу - СДАВАТЬСЯ НАДО!!!" - и Татьяна Алексеевна, выразительно-осуждающе взглянув на меня, вышла из комнаты. До меня, кажется, стало доходить: она сейчас больше всего боится, что Арсений Александрович допустит какой-нибудь грубый зевок и проиграет хорошую партию одним ходом... Но нет, это действительно ЕГО партия и он легко меня дожимает. 43. a4 h6 44. Ле6+ Крg5 45. a5 h4 46. a6 Черные сдались. Как же счастлива была Татьяна Алексеевна, когда в ее очередной заход я, подняв руки, сказал, что Арсений Александрович выиграл эту партию в ослепительном стиле, играл как Бог, не оставив мне никаких шансов на спасение! Она вся просияла, обняла мужа ("Арсюша, мальчик мой хороший!"), расцеловала и несколько раз с кошачьей грацией медленно-медленно потерлась левой и правой щекой о его щеки... Радостно улыбаясь, она заговорщицким тоном сообщила, что такси уже минут двадцать ждет, шофер недоумевает, но она его уговорила еще подождать... Странно, но в наших с ним партиях мои выигрыши доставляли удовольствие только мне, а вот выигрыш Арсения Александровича в тот день принес много радости нам троим (не считая щедро вознагражденного таксиста)! В ресторане, когда Арсений Александрович отошел к стойке купить блок “Мальборо” - он постоянно курил эти сигареты и, судя по всему, они казались ему неплохими, - к столику, где мы сидели с Татьяной Алексеевной, подошли двое мужчин и один их них, наклонившись, перебросился несколькими словами с Татьяной Алексеевной. Она молодо заулыбалась и, когда они отошли, тихо спросила меня, наклонясь вперед, над тарелками: “Вы знаете, кто это были?” - “Нет.” - “Я говорила с Юрием Ковалем - очень хорошим писателем и замечательным человеком”. Возможно, на моем лице не отразилось никаких достойных случая эмоций, что ее, возможно, несколько разочаровало; поэтому она - ища поддержки - в ходе пира несколько раз обращалась к мужу: "Арсюша, представь, он так вкрадчиво спросил: "Татьяна Алексеевна, Вы сегодня одна?.." - и каждый раз это обращение сопровождалось согласным долгим радостно-удивленным смехом обоих... 
Чета Тарковских и те двое мужчин, которые подошли к нашему столику в ресторане - 
* * * Через несколько дней я привез в Голицыно (мы приехали с Михаилом Синельниковым и тогдашним ученым секретарем литературного музея А.С.Пушкина Еленой Пономаревой) фотографию, сделанную во время этой партии (одна из моих самых любимых и дорогих фотографий Арсения Александровича!). Поэт с улыбкой всмотрелся в нее, похвалил работу, поблагодарил, - и неожиданно, морщась от дыма сигареты, задумчиво и четко произнес: Шахматы - это игра, Как всегда, я принес несколько фотографий: лучшие отдал Арсению Александровичу, а те, которые получились хуже (пробы, ошибки и т. п.), оставил себе, попросив его надписать на обороте две из них - портретную и шахматную. Он быстро и четко надписал свой портрет так, что я почувствовал в те минуты стук сердца где-то в горле: "Саша! Это (на обороте) - я, Ваш друг, что подписью своей удостоверяю. А.Т." Я с жестокостью молодости выразил желание видеть и только что прозвучавшие его строки о шахматах и смерти, и на другой фотографии - шахматной - он твердой рукой написал: "Саше - я, с пожеланием счастья. А.Т." - и ниже две строки: Шахматы - это игра, После этой партии мы еще не раз сражались за шахматной доской, были выигрыши, проигрыши, но так молодо, свежо и остроумно он со мной больше не играл. 
Деград |
