Окна из алюминия в Севастополе — это новые возможности при остеклении больших площадей и сложных форм. Читайте отзывы. Так же рекомендуем завод Горницу.

Страницы сайта поэта Арсения Тарковского (1907-1989)

Музей Арсения Тарковского ] Краткая биография Арсения Тарковского ] Хроника жизни ] Стихотворения Арсения Тарковского ] Стихотворения Арсения Тарковского (ПРОДОЛЖЕНИЕ 1) ] Стихотворения Арсения Тарковского (ПРОДОЛЖЕНИЕ 2) ] ИЗ ПРОЗЫ ПОЭТА ] ФОТОГРАФИИ ] Голос поэта: Арсений Тарковский читает свои стихи ] А.Н.Кривомазов: Арсений Тарковский и Марина Цветаева ]

Воспоминания А.Н.Кривомазова о поэте А.А.Тарковском. Некоторые главы из второй части. ОН И ДРУГИЕ ПОЭТЫ ] ЗНАКОМСТВО ДО ЗНАКОМСТВА, МОИ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЕЧЕРА, ЗНАКОМСТВО И ПЕРВЫЕ ПОРТРЕТЫ ] АВТОГРАФ ] НИЦШЕ? НЕТ - ЛЕРМОНТОВ! ] ЧАСТНОСТИ ] СИНТАКСИС БЕЛОГО ] ИВАНОВА ИВА ] СМЕШНАЯ ЕДА ] МОТЫЛЕК ] ЗВЕЗДЫ ] КАЖДЫЙ ПРИХОД К НИМ В ГОСТИ - ВСЕГДА ПРАЗДНИК ] СЕРИЯ СНИМКОВ "ПАМЯТИ ЛЕВИКА" ] ВСТРЕЧА С ГРИГОРЬЕВОЙ ] ПОЧТИ ССОРА ] ПИСЬМА ] ПОПРОШАЙКА ] РАССКАЗ ПЛАТОНА ] ТЕРПИМОСТЬ ] ГОТОВНОСТЬ ПОМОЧЬ ] ЕГО КТО-ТО СИЛЬНО РАССТРОИЛ ] ОДНАЖДЫ Я НЕ ОСТАВИЛ ИМ ПАЧКУ ФОТОГРАФИЙ ] ИГРЫ В ШАХМАТЫ ] В ГОЛИЦЫНО ] ЛЮБОВЬ ЧЕРЕЗ НЕПОНИМАНИЕ ] ИГРА В БАДМИНТОН ] ПЛАКАТЫ ] ЗНАТЬ ИЛИ ВЕРИТЬ? ] СОН НА ПОЛУ ] ВЕЧЕР "ОГОНЬКА" В КИНОТЕАТРЕ "ОКТЯБРЬСКИЙ" ] БРИТЬЕ, МАССАЖ, ХАННА ШИГУЛА И ДРУГИЕ ВИЗИТЕРЫ ] ЯЗЫК ПРИНАДЛЕЖИТ ВСЕМ! ] ЭКЗЕКУЦИЯ И ФОТОГРАФИИ КИЕВЛЯНКИ ] НЕНАПИСАННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ] ПОСЛАНИЕ ОТ АНДРЕЯ ] ПОМИНКИ АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО ] РАДЦИГ ] ВАСИССУАЛИЙ ] БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ ] КАЖДЫЙ ПРИХОД К НИМ В ГОСТИ - ВСЕГДА ПРАЗДНИК ] ПОСЛЕДНИЙ ЖИВОЙ ПОРТРЕТ, ТАТЬЯНА АЛЕКСЕЕВНА, ТАЛЛИНН, НООРУС, ЕРЕВАН ] ПОЧТИ ПРОЩАНИЕ - ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА ] СТИХИ ТАРКОВСКОГО НА ДРУГИХ САЙТАХ, ВСЕ ФИЛЬМЫ АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО, ВОСПОМИНАНИЯ МАРИНЫ ТАРКОВСКОЙ ] ЕГО ЗАГАДКИ ] НАДПИСИ НА ФОТОГРАФИЯХ И КНИГАХ ] ПОХОРОНЫ ]
Письмо художнику в Киев ] Письма Арсения Тарковского поэтессе Евдокии Мироновне Ольшанской в Киев ] Евдокия ОЛЬШАНСКАЯ. Анна Ахматова и Арсений Тарковский ] Воспоминания Семена Липкина об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Григория Корина об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Александра Ревича об Арсении Тарковском (интервью) ] Воспоминания Инны Лиснянской об Арсении Тарковском (интервью) ] Инна Лиснянская - повесть "Отдельный" - воспоминания об Арсении Тарковском ] Воспоминания Ларисы Миллер об Арсении Тарковском ]
Воспоминания Анны Витальевны Вальцевой об Арсении Тарковском ] Юрий Коваль вскользь о Тарковском ]
Маргарита Духанина. Белый-белый день. Воспоминания Л.В.Горнунга об Арсении Тарковском. ] Кирилл Ковальджи. Об Арсении Тарковском. ] Воспоминания Олега Хлебникова об Арсении Тарковском ] Лариса Лоран (Швейцария). Характеристика поэта по его почерку ] Руку и время приложил... Портреты Арсения и Андрея Тарковских в компьютерной графике А.Н.Кривомазова ] Портрет Юрия Ракши ] Дневник любителя старины ]





Арсений ТАРКОВСКИЙ
1907-1989

Арсений Александрович Тарковский. Фото А.Н.Кривомазова, 1988.


СТИХОТВОРЕНИЯ 1926-1958 ГОДОВ

(Публикация из журнала "АНТОЛОГИЯ МИРОВОЙ ПОЭЗИИ", № 7, 2000)


Стихи Тарковского в Интернете” - так можно было бы назвать эту публикацию. Главными источниками для нас послужили сайты: http://litera.ru/styxia/razval /tarkovskiy.html и http://poets60.euro.ru/tarkovskiy/index.html.
Мемуарную информацию об А.А.Тарковском можно найти на нашем центральном сайте: a88 Помещаем краткую биографию поэта (написанную его дочерью) из книги: Тарковский Арсений. Избранная лирика. - Ростов н/Д: изд-во “Феникс”, 1998. Впрочем, мы не удержались, и поместили в данную публикацию несколько ранних стихотворений из этой книги (не исключено, что вскоре и они будут радовать читателей на каком-нибудь сайте в Интернете).

БИОГРАФИЯ ПОЭТА

        Арсений Александрович Тарковский родился 25 июня 1907 года в Елисаветграде — уездном городе Херсонской губернии. Его отец, служащий Елисаветградского Общественного банка, был воспитанником Ивана Карповича Тобилевича (Карпенко-Карого), одного из корифеев украинского национального театра, мужа его сестры Надежды Карловны. Александр Карлович находился под гласным надзором полиции за участие в восьмидесятых годах в организации народовольческого кружка. Три года он провел в тюрьмах Воронежа, Елисаветграда, Одессы и Москвы и был выслан на пять лет в Восточную Сибирь. В ссылке он начал заниматься журналистикой, сотрудничая с иркутскими газетами. Первая жена Александра Карловича умерла молодой, оставив малолетнюю дочь.

        Вторая жена Александра Карловича, Мария Даниловна (урожд. Рачковская) была учительницей. Арсений был вторым ребенком. Старший его брат, Валерий, погиб в бою против атамана Григорьева в мае 1919 года. Наверняка большевики, установившие свою диктатуру, его бы не пощадили — Валерий принимал участие в революционном движении как анархист.


        В семье преклонялись перед литературой и театром , все домашние писали стихи и пьесы для “внутреннего употребления”, а глава семьи, Александр Карлович, помимо занятий журналистикой (он сотрудничал в одесских и елисаветградских газетах), писал стихи, рассказы и
переводил для себя Данте, Леопарди, Гюго и других поэтов.

        Маленьким мальчиком Асик Тарковский вместе с отцом и братом посещает поэтические вечера столичных знаменитостей — И.Северянина, К.Бальмонта, Ф.Сологуба. Тогда же, в 1913 году, родители дарят сыну томик стихов М.Лермонтова.

        По словам самого Тарковского, писать стихи он начал “с горшка”. Всерьез к его первым опытам относился из окружающих лишь друг отца доктор А.И.Михалевич, который познакомил Арсения с творчеством Григория Сковороды.

        Компания молодых людей, друзей Тарковского, из которых он был самым младшим, бредит поэзией. Все пишут стихи, читают их друг другу. Когда после братоубийственной гражданской войны на Украине была установлена советская власть, Арсений и его друзья публикуют в газете акростих, первые буквы которого нелестно характеризуют главу советского правительства Ленина. Молодых людей, почти мальчишек, арестовывают и везут в Николаев, который в те годы был административным центром области. Там их помещают в подвал, где они ждут своей участи. Арсению Тарковскому удалось убежать с поезда по дороге. Было это, судя по его стихам, в 1921 году.


        Мальчик, росший “в вате”, избалованный любовью родителей, скитался по Украине и Крыму “без копейки в кармане”, узнал, что такое настоящий голод (голодать он начал еще в 1917 году), перепробовал несколько профессий (благо природа наградила его “талантливыми” руками) — был учеником сапожника, работал в рыболовецкой артели.

        В 1923 году судьба привела его в Москву, где в то время уже жила его сестра по отцу
. До поступления в 1925 году на Высшие литературные курсы, возникшие на руинах закрытого после смерти В.Брюсова его Литературного института, Тарковский живет на случайные заработки (одно время был распространителем книг).

        На собеседовании при поступлении на Курсы Тарковский знакомится с поэтом и теоретиком стиха Георгием Аркадьевичем Шенгели, который становится его учителем и старшим другом. Вместе с Тарковским на курсе учились Мария Петровых, Юлия Нейман, Даниил Андреев. В том же, 1925 году, на подготовительный курс поступает Мария Вишнякова, ставшая в феврале 1928 года женой Арсения Тарковского.

        Два года, начиная с 1929, Тарковский получает ежемесячную стипендию Фонда помощи начинающим писателям при Государственном издательстве, которая помогает существовать молодой семье. (К заявлению в Фонд Тарковский прилагает четыре стихотворения: “Диккенс”, “Макферсон”, “Хлеб”, “Я научился добрый суп варить...”, а также справку с места жительства о том, что “заработка не имеет и нуждается в денежных средствах”).

        Первые публикации Тарковского — четверостишие “Свеча” (сборник “Две зари”, 1927 год) и стихотворение “Хлеб” (журнал “Прожектор”, № 37, 1928 год).

        В 1929 году из-за скандального происшествия — самоубийство одной из служительниц — закрылись Высшие литературные курсы. Многие профессора и слушатели курсов в разные годы были репрессированы и погибли в сталинских тюрьмах и лагерях.

        Слушатели, не успевшие окончить Курсы, были допущены к экзаменам при
I МГУ. К тому времени Тарковский уже сотрудник газеты “Гудок” — автор судебных очерков, стихотворных фельетонов и басен (один из его псевдонимов Тарас Подкова). В 1931 году Тарковский работает на Всесоюзном радио “старшим инструктором-консультантом по художественному радиовещанию”. Пишет пьесы для радиопостановок. По заданию литературно-художественного отдела Всесоюзного радио пишет пьесу “Стекло”. Чтобы познакомиться со стекольным производством, едет на стекольный завод под Нижний Новгород. 3 января 1932 года пьеса “Стекло” (с участием актера Осипа Наумовича Абдулова) передается по Всесоюзному радио. Радиопьеса Тарковского подверглась резкой критике за “мистику” — в качестве литературного приема Тарковский ввел голос родоначальника русского стекла Михаила Ломоносова. Призванный в высокий кабинет, Тарковский на все нападки ответил: “Какие вы все скучные!” и навсегда покинул радиовещание.

        Примерно с 1933 года Тарковский начинает заниматься художественным переводом. Г.А.Шенгели, тогда сотрудник Отдела литературы народов СССР Государственного литературного издательства, привлекает к переводческому делу таких поэтов, как В.Звягинцева, М.Петровых, М.Тарловский, АШтейнберг, А.Тарковского и других.

        Работа над переводами национальных поэтов была связана с творческими командировками (Киргизия, Крым, Кавказ). Вместе с близким другом Аркадием Акимовичем Штейнбергом, поэт Тарковский работает над переводами поэм и стихов сербского поэта-эмигранта Радуле Марковича, пишущего под псевдонимом Стийенский.

        В 1932 году Тарковский узнает о смерти М.Г.Фальц, своей юношеской любви (ей посвящено около двадцати стихотворений, в том числе “Первые свидания”).

        В 1936 году Тарковский знакомится с Антониной Александровной Бохоновой, женой критика и литературоведа, друга Маяковского и Бурлюков, В.В.Тренина. Летом 1937 года он окончательно оставляет семью —
к тому времени Арсений Александрович был отцом двоих детей, Андрея (1932) и Марины (1934) — и соединяет свою жизнь с Бохоновой. Летом 1939 года Тарковский с Антониной Александровной и с ее дочерью Еленой Трениной по заданию Союза писателей СССР едет в Чечено Ингушетию для работы над переводами местных поэтов. Живут они в Грозном и в поселке Ведено. Осенью того же года приезжает в Ленинград по издательским делам, где заболевает дифтерией и оказывается в инфекционной больнице “Боткинские бараки”, где в то же время находится на лечении композитор Дмитрий Шостакович Выйдя из больницы, Тарковский присутствует на похоронах Л. Д. Менделеевой, жены А. Блока.

        В 1940 году он разводится с М.И.Тарковской и оформляет брак с А.А.Бохоновой.

        В том же 1940 году Тарковский был принят в Союз советских писателей. 27 февраля состоялось заседание Президиума Cоюза советских писателей, на котором присутствовали А.Караваева, А.Фадеев, Л.Леонов, С.Маршак, Н.Погодин, В.Ардов, П.Антокольский, Л.Кассиль, СЩипачев, В.Шкловский, Г.Шенгели, П.Скосырев. Поэт и переводчик Марк Тарловский, рекомендуя Тарковского говорит: “Поэт Арсений Александрович Тарковский является одним из немногих мастеров стиха, о котором мне на протяжении последних лет не приходилось слышать противоречивых мнений. Для всех, кто знает работы А.Тарковского, ясно, что это человек, в руки которого можно с полным спокойствием передать самую сложную, самую ответственную стихотворную работу. Я имею в виду стихотворный перевод. Но Арсений Тарковский — не только мастер стихотворного перевода, он поэт и если бы он не был таковым, то он не был бы и таким значительным переводчиком. Он не известен широко как поэт оригинальный, и это объясняется тем, что он не печатал своих стихотворений. Он их пишет давно, пишет по сей день, и стихи эти, по-моему, замечательные. Он настолько строг к себе как оригинальный поэт, что все, что пишет, не считает нужным печатать...”

        М.Тарловский обращает внимание собрания на Тарковского как на мастера перевода, перечисляя его работы — переводы киргизской поэзии, грузинских народных песен, трагедии Корнеля “Цинна”, туркменского поэта Кемине.

        1940 год знаменателен для поэта не только как год вступления в Союз советских писателей. Осенью этого года (по мнению автора очерка) он знакомится с Мариной Ивановной Цветаевой.

        Начало войны застает Тарковского в Москве. В августе он провожает в эвакуацию в г. Юрьевец Ивановской области своих детей с их матерью. Вторая жена и ее дочь уезжают в г. Чистополь Татарской АССР, куда эвакуируются члены Союза писателей и их семьи.
Оставшись в Москве, — район, в котором жил поэт, нещадно бомбится фашистской авиацией, — Тарковский проходит вместе с московскими писателями военное обучение. (Он был “забракован” медкомиссией и мобилизации в Действующую армию не подлежал). Принимает участие в поэтических встречах, организованных Союзом писателей для москвичей. В первых числах сентября 1941 года А.Тарковский узнает о трагической гибели Марины Цветаевой и отзывается на нее горестными стихами.

        16 октября 1941 года, “в дикий день эвакуации Москвы”, когда враг стоял у ее окраин, вместе с престарелой матерью, Тарковский покидает столицу. С Казанского вокзала в переполненном беженцами эшелоне он уезжает в Казань, чтобы оттуда добраться до Чистополя. Там, как и многие другие писатели, он с семьей живет в проходной комнате у хозяев; в тридцатиградусные морозы работает на разгрузке дров. В конце октября и в ноябре поэт создает цикл “Чистопольская тетрадь”, состоявший из семи стихотворений.

        За два месяца пребывания в Чистополе Тарковский пишет в Президиум Союза писателей около одиннадцати писем-заявлений с просьбой направить его на фронт. В декабре 1941 года он, наконец, получает вызов в Москву и на подводах, вместе с группой писателей, отправляется в Казань, чтобы оттуда поездом добраться до Москвы. Там он ждет направления в Действующую армию, которое получает в самом конце года. 3 января 1942 года Приказом Народного Комиссариата Обороны за № 0220 он “зачислен на должность писателя армейской газеты” и с января 1942 по декабрь 1943 работает как военный
корреспондент газеты 1б-й армии “Боевая тревога”. (Позже 16-я армия будет преобразована в 11-ю Гвардейскую Краснознаменную.) На передовую для сбора информации ходил или ездил через день. Его напарник Леонид Гончаров погиб при исполнении редакционного задания. Военному корреспонденту Тарковскому доводилось не раз участвовать в боевых действиях. Он был награжден орденом Красной Звезды.

        Писатель фронтовой газеты должен был работать в разных жанрах — на страницах “Боевой тревоги” печатались стихи Тарковского, воспевающие подвиги солдат и командиров, частушки, басни, высмеивающие гитлеровцев. Вот когда пригодился Арсению Александровичу опыт работы в газете “Гудок”. Солдаты вырезали его стихи из газет и носили в нагрудном кармане вместе с документами и фотографиями близких — самая большая награда для поэта.

        По приказу маршала Баграмяна Тарковский пишет “Гвардейскую застольную” песню, которая пользовалась большой популярностью в армии.

        Несмотря на труднейшие условия военного быта, повседневную работу для газеты, пишутся и стихи для себя, для будущего читателя — лирические шедевры — “Белый день”, “На полоски несжатого хлеба...”, “Ночной дождь”...

        В конце сентября 1943 года Тарковский получает кратковременный отпуск
как поощрение за боевой подвиг. После долгой разлуки он видится со своими родными, к тому времени вернувшимися из эвакуации. 3 октября, в день рождения дочери, приезжает в Переделкино, где жила его первая семья. По дороге с фронта в Москву им было написано несколько стихотворений (“Хорошо мне в теплушке...”, “Четыре дня мне ехать до Москвы...” и др.)

        13 декабря 1943 года под г. Городок Витебской области Тарковский был ранен разрывной пулей в ногу. В страшных условиях полевого госпиталя развивается самая тяжелая форма гангрены — газовая. Его жена Антонина Александровна с помощью

        А. Фадеева и В. Шкловского достает пропуск в прифронтовую полосу и привозит раненого в Москву, где в Институте хирургии, ставшим на время войны госпиталем, Тарковскому производят шестую ампутацию. В 1944 году он выходит из госпиталя. В то время, когда Тарковский находился в госпитале, умирает от рака его мать, которая так и не узнала о несчастье, постигшем ее сына. Для Тарковского наступает новая жизнь, к которой он с трудом приспосабливается. За ним самоотверженно ухаживает его вторая
жена, навещают друзья, Мария Ивановна и дети.

        В 1945 году поэт по направлению Союза писателей едет в творческую командировку в Тбилиси, где работает над переводами грузинских поэтов, в частности Симона Чиковани. В Тбилиси он знакомится с поэтами, писателями, актерами. (В записной книжке Тарковского можно увидеть номер телефона Наты Вачнадзе и ее мужа, кинорежиссера Николая Шенгелая).

        В Тбилиси Арсений Александрович встречается с молодой женщиной — известно лишь ее имя — Кетевана, посвящает ей стихи. Родители Кетеваны возражают против возможного союза их дочери с приезжим поэтом.

        В том же, 1945, году Тарковский готовит к изданию книгу стихов, которая получила одобрение на собрании секции поэтов в Союзе писателей (Присутствовали М.Алигер, П.Антокольский, Л.Ошанин, П.Шубин и др.). Рукопись книги была передана в издательство “Советский писатель” и, несмотря на отрицательную рецензию критика Евгении Книпович, была подписана издательством к печати и дошла в производстве до стадии “чистых листов” и сигнального экземпляра.

        Книга, в которой было только одно стихотворение с упоминанием имени Ленина (по словам Тарковского — “стихотворение-паровоз, которое должно было вытянуть всю книгу”) и ни одного стихотворения во славу “вождя народов” Сталина. И это в 1945 году, когда имя Сталина было обязательно для любого печатного издания. Но судьба все-таки догнала книжку Тарковского. После Постановления ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград” 1946 года печать книги была остановлена. У автора сохранился экземпляр “чистых листов”, переплетенный его другом, поэтом Львом Владимировичем Горнунгом. Для Арсения Тарковского начались годы, когда даже мечта о диалоге с читателем казалась невозможной. Талантливый поэт, которому симпатизировал А.Фадеев, известный среди литераторов, с легкостью мог бы войти в обойму печатающихся авторов. Несколько стихотворений о “ведущей роли партии в жизни страны”, несколько стихотворений о “великом вожде” — и он автоматически становится поэтом, “нужным массам”. Некоторые друзья советовали Тарковскому опубликовать свои стихи под видом переводов. Но ни первый путь, ни второй не подходили Тарковскому. Для него важнее всего было оставаться честным перед самим собой, перед своим призванием.

        Чтобы существовать, приходилось заниматься поэтическим переводом, что для зрелого поэта с ярко выраженной творческой индивидуальностью было тягчайшем бременем, почти самоубийством.

        1946 год ознаменовался для Тарковского важнейшим событием его жизни — в доме Г.А.Шенгели он знакомится с великим русским поэтом Анной Андреевной Ахматовой. До момента знакомства они уже были связаны общей судьбой — постановление партии, призванное уничтожить Ахматову, жестоко ударило и по Тарковскому — лишило и его возможности печататься. Дружба поэтов продлится до кончины Ахматовой.

        Год 1947 был
особенно трудным для Тарковского. Он тяжело переживал расставание со второй женой, которая спасла ему жизнь, приехав за ним во фронтовой госпиталь. Поэта преследуют мысли о самоубийстве, он носит в своем кармане яд. Фируза (1947 год), Ашхабад, разрушенный сильнейшим землетрясением, Нукус (1948) — работа над переводами классика туркменской литературы Махтумкули и каракалпакской эпической поэмы “Сорок девушек”. Его сопровождает в качестве секретаря Т.А.Озерская. В 1948 году Арсений Александрович получает через Литфонд комнату в общей квартире на улице Коровий вал (дом 22, кв. 4). “Коровий вал — вот мой Парнас!” — горько шутит поэт.

        Во время подготовки празднования семидесятилетия Сталина (1949 год) члены ЦК партии поручают Тарковскому, как одному из лучших советских переводчиков, переводы юношеских стихов Сталина-Джугашвили. Вождь не одобрил идеи издания своих стихов, подстрочники и переведенные строки о цветах и ручейках были затребованы обратно. Летом 1950 года поэт отправляется в Азербайджан (Баку, Мардакяны, Алты-Агач) вместе с дочерью Мариной, Т.А.Озерской и ее сыном Алешей Студенецким. Там он работает над переводом поэмы Разула Рзы “Ленин”.

        В конце года Тарковский расторгает брак с А.А.Бохоновой и 26 января 1951 года официально женится на Т.А.Озерской. 22
марта после тяжелой болезни умирает А.А.Бохонова. На ее смерть поэт отзывается стихами “Смерть меня к похоронам...” и “Фонари”.

        И снова работа, работа. Поездки в творческие командировки, участие в декадах национальных литератур, встречи с поэтами и писателями, серьезные занятия астрономией...

        В 1957 году он, наконец, получает квартиру в кооперативном писательском доме у станции метро “Аэропорт” (теперь ул. Черняховского). А заветные рукописные тетради пополняются новыми стихами. Особенно продуктивным был для поэта 1958 год, когда им было написано около сорока стихотворений, в том числе “Оливы”, “Вечерний, сизокрылый...”, “Пускай меня простит Винсент Ван-Гог...” и другие.

        Трагические неудачи с публикацией первой книги надолго отбили у Тарковского желание предлагать свои стихи к изданию. Даже с наступлением хрущевской “оттепели” он не хотел нарушать свой принцип — не предлагаться. Жена поэта и его друг, В.С.Виткович, понимавшие, что в новых условиях книга Тарковского может “пройти”, подготовили подборку стихов
, которую поэт назвал “Перед снегом”, и отнесли ее в редакцию поэзии издательства “Советский писатель”.

        В 1962 году, когда А.А.Тарковскому было уже пятьдесят пять лет, вышла его первая книга. В конце августа того же года его сын кинорежиссер Андрей Тарковский получает Большой приз Венецианского международного кинофестиваля. Таким образом, отец и сын дебютировали в одном году. Книга “Перед снегом”, вышедшая небольшим по тому времени тиражом в 6000 экземпляров, мгновенно разошлась, стала открытием для читателя и подтвердила репутацию поэта среди братьев по цеху. А.А.Ахматова отозвалась на нее хвалебной рецензией.

        В шестидесятые годы выходят еще две книги Тарковского: в 1966 году - “Земле — земное”, в 1969 — “Вестник”. Тарковского приглашают с выступлениями на ставшие тогда популярными вечера поэзии. В 1966—1967 годах он ведет поэтическую студию при Московском отделении Союза писателей. Наконец появилась возможность в составе писательской делегации — советская форма туризма для деятелей культуры — посетить Францию и Англию (1966 и 1967 годы). В Лондоне Тарковские встречаются с профессором Лондонского университета, знатоком русской литературы Питером Норманом и его женой, дочерью известного религиозного философа С Л. Франка, высланного Лениным из России в 1922 году, Натальей Семеновной Франк. (Знакомство с П.Норманом произошло несколько раньше, в Москве.)

        5 марта 1966 года умирает Анна Андреевна Ахматова; эта смерть явилась для поэта большим личным горем. 9 марта вместе с В.А.Кавериным Тарковский сопровождает гроб с телом Анны Андреевны в Ленинград, выступает на гражданской панихиде по ней. Памяти А.А.Ахматовой поэт посвятит цикл стихотворений.

        В 1971 году Тарковскому присуждается Государственная премия Туркменской ССР им. Махтумкули. В 1974 в издательстве “Художественная литература” выходит книга “Стихотворения”. В связи с семидесятилетием (1977) советское правительство награждает Тарковского орденом Дружбы народов. В следующем году в Тбилиси в издательстве “Мерани” выходит книга “Волшебные горы”, в которую наряду с
оригинальными стихами включены переводы грузинских поэтов.

        5 октября 1979 года умирает Мария Ивановна Вишнякова, первая жена поэта, мать его детей, Андрея и Марины, женщина, с которой были связаны годы становления Тарковского как поэта и как личности, которая воспитала детей в духе любви к отцу и к его поэзии. Арсений Александрович присутствует на ее похоронах на Востряковском кладбище.

        Начало восьмидесятых годов знаменуется выходом трех книг поэта: 1980 — “Зимний день” (изд. “Советский писатель”), 1982 —
Избранное” (изд. “Художественная литература”), 1983 — “Стихи разных лет” (изд. “Современник”). Самое значительное из этих изданий — книга “Избранное” (Стихотворения, поэмы, переводы) — наиболее полная книга поэта, вышедшая при его жизни.

        6 марта 1982 года
уезжает в Италию для работы над фильмом “Ностальгия” Андрей Арсеньевич Тарковский. 10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане он заявляет о своем невозвращении в Советский Союз. Это решение сына Тарковский принял, уважая гражданскую позицию сына. В письме к нему, написанному по настоянию чиновников Госкино, он выразил свое убеждение в том, что русский художник должен жить и работать на родине, вместе со своим народом переносить все тяготы, выпавшие ему на долю. Так же, как и Ахматова, Тарковский отделяет Россию подлинную от России советской с ее лицемерным и жестоким руководством. Радикальные перемены в стране еще не наступили, и Арсений Александрович тяжело переживает разлуку с сыном. Смерть Андрея 29 декабря 1986 года явилась для отца неожиданным и страшным ударом. Болезнь Арсения Александровича стала стремительно прогрессировать.

        Усилиями Секретариата Союза кинематографистов имя Андрея Тарковского возвращается на родину. Это снимает опалу и с отца. В связи с восьмидесятилетием его награждают орденом Трудового Красного Знамени. В юбилейном, 1987 году выходят сборники Тарковского “От юности до старости” (изд. “Советский писатель”) и “Быть самим собой” (изд. “Советская Россия”). В подготовке этих книг к изданию Тарковский уже не участвует из-за тяжелого физического состояния. В книги попадают стихи, ранее не включенные автором в свои сборники — известно, что поэт был очень строг к отбору стихотворений для публикаций.

        Последние годы А.А.Тарковский проводит в Доме ветеранов кино. К ноябрю 1988 года его состояние настолько ухудшилось, что он был направлен на лечение в Центральную клиническую больницу. Вышедшая в апреле 1989 года книга “Звезды над Арагацем” (Ереван, изд. “Советакан Грох”) была последним прижизненным изданием поэта.

        Он скончался в больнице вечером 27 мая 1989 года. Деятели из Союза писателей, согласно своей “табели о рангах”, предложили провести гражданскую панихиду в Малом зале Дома литераторов, и только после указания свыше для прощания с поэтом был предоставлен Большой зал. Похороны состоялись 1 июня на кладбище в Переделкине после отпевания в храме Преображения Господня. Знаменательно, что крестили Арсения Александровича в храме Преображения в Елисаветграде.

        В ноябре 1989 года Постановлением Правительства СССР поэту присуждается посмертно Государственная премия за книгу “От юности до старости”.

         Марина Тарковская

* * *
Летийский ветер веет надо мной
Забвением и медленным блаженством.
— Куда идти с такою немотой,
С таким слепым, бесплодным совершенством.

Изнемогая, мертвенный гранит
Над мрачною водою холодеет.
Пора, мой друг. Печальный город спит,
Редеет ночь и улицы пустеют;

И — как тогда — сверкает голубой,
Прозрачный лед. Январь и ожиданье,
И над бессонной, медленной Невой
Твоей звезды далекое мерцанье.
1926

* * *
Цветет и врастает в эфир
Звезды семигранный кристалл,
Чтоб я этот призрачный мир
В подъятых руках осязал.

На пальцах летучий налет —
Пространства святая вода,
И острою льдинкой растет
На длинной ладони звезда.

Но мерно колышет эфир
Созвездия тающих тел,
Чтоб я этот призрачный мир
В руках удержать не сумел.
1926

СВЕЧА
Мерцая желтым язычком,
Свеча все больше оплывает.
Вот так и мы с тобой живем
Душа горит и тело тает.
1926

* * *
Твое изумление или твое
Зияние гласных. Какая награда
За тающее бытие!

И сколько дыханья прозрачного дня,
И сколько высокого непониманья
Таится в тебе для меня.

Не осень, а голоса слабый испуг,
Сияние гласных в открытом эфире,
Что лед ускользнувший из рук...
1928

* * *
Запамятовали, похоронили
Широкий плес и шорох тростника
И тонешь ты в озерном нежном иле,
Монашеская, тихая тоска.

Что помню я? Но в полумрак вечерний
Плывет заря, и сонные леса
Еще хранят последний стих вечерний
И хора медленные голоса.

И снятся мне прозрачные соборы,
Отражены в озерах купола,
И ткут серебряные переборы
Волоколамские колокола.
Апрель 1928

* * *
Ты горечью была, слепым,
Упрямым ядрышком миндальным,
Такою склянкою, таким
Расчетом в зеркальце вокзальном,

Чтобы раскрылся саквояж
Большого детского вокзала,
И ты воочью увидала
И чемодан, и столик наш,

Чтобы рассыпанный миндаль
Возрос коричневою горкой,
Или проникнул запах горький
В буфетный, кукольный хрусталь,

Чтобы, толкаясь и любя,
Кружиться в зеркальце вокзальном,
И было множество тебя,
По каждой в ядрышке миндальном.
1928

МУЗЕ
Что мне пропитанный полынью ветер.
Что мне песок, впитавший за день солнце.
Что в зеркале поющем голубая,
Двойная отраженная звезда.

Нет имени блаженнее: Мария,
Оно поет в волнах Архипелага,
Оно звенит, как парус напряженный
Семи рожденных небом островов.

Ты сном была и музыкою стала,
Стань именем и будь воспоминаньем
И смуглою девической ладонью
Коснись моих полуоткрытых глаз,
Чтоб я увидел золотое небо,
Чтобы в расширенных зрачках любимой,
Как в зеркалах, возникло отраженье
Двойной звезды, ведущей корабли.
1928

* * *
Все ты ходишь в платье черном.
Ночь пройдет, рассвета ждешь,
Все не спишь в дому просторном,
Точно в песенке живешь.

Веет ветер колокольный
В куполах ночных церквей,
Пролетает сон безвольный
Мимо горницы твоей.

Хорошо в дому просторном —
Ни зеркал, ни темноты,
Вот и ходишь в платье черном
И меня забыла ты.

Сколько ты мне снов развяжешь,
Только имя назови
Вспомнишь обо мне — покажешь
Наяву глаза свои.

Если ангелы летают
В куполах ночных церквей,
Если розы расцветают
В темной горнице твоей.
1932

* * *
Плыл вниз от Юрьевца по Волге звон пасхальный,
И в легком облаке был виден город дальний,
Дома и пристани в дыму береговом,
И церковь белая на берегу крутом.
Но сколько б из реки чужой воды я не пил,
У самых глаз моих висит алмазный пепел,
Какая б на глаза ни оседала мгла,
Но в городе моем молчат колокола
Освобожденные...
И было в них дыханье,
И сизых голубей глухое воркованье,
Предчувствие мое; и жили в них, шурша,
Как стебли тонкие сухого камыша,
Те иглы звонкие, смятенье в каждом слове,
Плеск голубиных крыл, и юный шелест крови
Испуганной...
В траве на кладбище глухом,
С крестом без надписи, есть в городе моем
Могила тихая. — А все-таки он дышит,
А все-таки и там он шорох ветра слышит
И бронзы долгий гул в своей земле родной.
Незастилаемы летучей пеленой
Открыты глубине глаза его слепые
Глядят перед собой в провалы голубые.
1932
        
* * *
Под сердцем травы тяжелеют росинки,
Ребенок идет босиком по тропинке,
Несет землянику в открытой корзинке,
А я на него из окошка смотрю,
Как будто в корзинке несет он зарю.
Когда бы ко мне побежала тропинка,
Когда бы в руке закачалась корзинка,
Не стал бы глядеть я на дом под горой,
Не стал бы завидовать доле другой,
Не стал бы совсем возвращаться домой.
1933

* * *
Если б, как прежде, я был горделив,
Я бы оставил тебя навсегда;
Все, с чем расстаться нельзя ни за что,
Все, с чем возиться не стоит труда, —
Надвое царство мое разделив.

Я бы сказал:
   — Ты уносишь с собой
Сто обещаний, сто праздников, сто
Слов. Это можешь с собой унести.

Мне остается холодный рассвет,
Сто запоздалых трамваев и сто
Капель дождя на трамвайном пути,
Сто переулков, сто улиц и сто
Капель дождя, побежавших вослед.
25 июня 1934

* * *
Записал я длинный адрес на бумажном лоскутке,
Все никак не мог проститься и листок держал в руке.
Свет растекся по брусчатке. На ресницы и на мех,
И на серые перчатки начал падать мокрый снег.

Шел фонарщик, обернулся, возле нас фонарь зажег,
Засвистел фонарь, запнулся, как пастушеский рожок.
И рассыпался неловкий, бестолковый разговор,
Легче пуха, мельче дроби... Десять лет прошло с тех пор.

Даже адрес потерял я, даже имя позабыл
И потом любил другую, ту, что горше всех любил.
А идешь — и капнет с крыши: дом и ниша у ворот,
Белый шар над круглой нишей, и читаешь: кто живет?

Есть особые ворота и особые дома,
Есть особая примета, точно молодость сама.
1935

МЕЛЬНИЦА В ДАРГАВСКОМ УЩЕЛЬЕ
Все жужжит беспокойное веретено —
То ли осы снуют, то ли гнется камыш, —
Осетинская мельница мелет зерно,
Ты в Даргавском ущелье стоишь.

Там в плетеной корзине скрипят жернова,
Колесо без оглядки бежит, как пришлось,
И, в толченый хрусталь окунув рукава,
Белый лебедь бросается вкось.

Мне бы мельника встретить: он жил над рекой,
Ни о чем не тужил и ходил по дворам,
Он
ходил — торговал нехорошей мукой,
Горьковатой, с песком пополам.
1935

ГРАД НА ПЕРВОЙ МЕЩАНСКОЙ
Бьют часы на башне,
Подымается ветер,
Прохожие — в парадные,
Хлопают двери,
По тротуару бегут босоножки,
Дождь за ними гонится,
Бьется сердце,
Мешает платье,
И розы намокли.
Град
расшибается вдребезги
над самой липой..
Все же
Понемногу отворяются окна,
В серебряной чешуе мостовые,
Дети грызут ледяные орехи.
1935

* * *
Здравствуй, — сказал я, а сердце упало,
Верно, и впрямь совершается чудо! —
Смотрит, смеется:
— Я прямо с вокзала.
Что ты! — сказал я. — Куда да откуда?
Хоть бы открытку с дороги прислала.
Вот я приехала, разве не слышишь,
Разве не видишь, я прямо с вокзала,
Я на минутку к тебе забежала,
А на открытке всего не напишешь.
Думай и делай теперь что угодно,
Я-то ведь рада, что стала свободной...
1935

СЛЕПОЙ
Поэма
1
Зрачок слепца мутней воды стоячей,
Он пылью и листвой запорошен,
На роговице, грубой и незрячей,
Вращающийся диск отображен.
Кончался день, багровый и горячий,
И солнце покидало небосклон.
По городу, на каждом перекрестке,
На всех углах шушукались подростки.
2
Шумел бульвар, и толкотня росла,
Как в час прибоя волны океана,
Но в этом шуме музыка была —
Далекий перелет аэроплана.
Тогда часы, лишенные стекла,
Слепец, очнувшись, вынул из кармана,
Вздохнул, ощупал стрелки, прямо в гул
Направил палку и вперед шагнул.
3
Любой пригорок для слепца примета.
Он шел сквозь шу-шу-шу и бу-бу-бу
И чувствовал прикосновенья света,
Как музыканты чувствуют судьбу, —
Какой-то облик
, тремоло предмета
Среди морщинок на покатом лбу.
К его подошвам листья прилипали,
И все ему дорогу уступали.
4
Ты помнишь руки терпеливых швей?
Их пальцы быстрые и целлулоид
Ногтей? Ужель подобия клещей
Мерцающая кожа не прикроет?
В тугих тисках для небольших вещей
Иголка надломившаяся ноет,
Играют ногти, движутся тиски,
Мелькают равномерные стежки.
5
Коробка повернется костяная,
Запястье хрустнет... Но не такова
Рука слепца, она совсем живая,
Смотри, она колеблется едва,
Как водоросль, вполсвета ощущая
Волокна волн мельчайших. Так жива,
Что через палку свет передается.
Слепец шагал прямей канатоходца.
6
А был бы зрячим — чудаком сочли
За белую крахмальную рубашку,
За трость в руке и лацканы в пыли,
За высоко надетую фуражку,
За то, что
, глядя на небо, с земли
Не поднял он рублевую бумажку, —
Пусть он на ощупь одевался, пусть
Завязывал свой галстук наизусть.
7
Не путаясь в громоздкой партитуре,
Он расчленял на множество ключей
Зыбучий свист автомобильных фурий
И шарканье актеров без
речей.
Он шел, как пальцы по клавиатуре,
И мог бы, не толкая скрипачей,
Коснуться пышной шушеры балета —
Крахмальных фей и серпантина света.
8
Так не пугай ребенка темнотой:
На свете нет опасней наказанья.
Он в темноте заплачет, как слепой,
И подберет подарок осязанья —
Уменье глаз надавливать рукой
До ощущенья полного сиянья.
Слепцы всегда боялись глухоты,
Как в детстве мы боимся темноты.
9
Он миновал гвоздикой населенный
Цветочный домик посреди Страстной.
И на вертушке в будке телефонной
Нащупал буквы азбуки стальной.
Слепец стоял за дверью застекленной.
Молчала площадь за его спиной,
А в ухо пела нежная мембрана
Немного глухо и немного странно.
10

Весь голос был почти что на виду,
Почти что рядом — на краю вселенной. —
Да, это я, — сказал слепец. — Иду.
Дверь отворил, и гул многоколенный
На голоса — на тубу, на дуду.

ИГНАТЬЕВСКИЙ ЛЕС
Последних листьев жар
Сплошным самосожженьем
Восходит на небо, и на пути твоем
Весь этот лес живет таким же раздраженьем,
Каким последний год и мы с тобой живем.

В заплаканных глазах отражена дорога,
Как в пойме сумрачной кусты отражены.
Не привередничай, не угрожай, не трогай,
Не задевай лесной наволгшей тишины.
Ты можешь услыхать дыханье старой жизни:
Осклизлые грибы в сырой траве растут,
До самых сердцевин их проточили слизни,
А кожу все-таки щекочет влажный зуд.

Ты знаешь, как любовь похожа на угрозу —
Смотри, сейчас вернусь, гляди, убью сейчас!
А небо ежится и держит клен, как розу, —
Пусть жжет еще сильней! —
Почти у самых глаз.
1935-1938

* * *
Лучше я побуду в коридоре, —
Что мне делать в комнате твоей?
Пусть глядит неприбранное горе
Из твоих незапертых дверей.

Угол, где стояли чемоданы,
Осторожной пылью занесло.
День опустошенный, тюль туманный,
Туалетное стекло.

Будут гости — не
подай и вида,
Что ушла отсюда навсегда:
Все уйдут — останется обида,
Все пройдет — останется беда.

Тихо-тихо, лишь настороженный
Женский голос плачет за стеной,
Дальний голос, голос раздраженный
В нетерпенье плачет надо мной:

— Никому на свете не завидуй,
Я тебя забыла навсегда,
Сердце есть — пускай сожжет обиду,
Пусть в крови перегорит беда.
1938

25 ИЮНЯ 1935 ГОДА
Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,
Но все мне кажется, что розы на окне,
И не признательность, а чувство полной меры
Бывает в этот день всегда присуще мне.
А если я не прав, тогда скажи — на что же
Мне тишина травы, и дружба рощ моих,
И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожий
На объяснение в любви глухонемых?
1938

* * *
Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
А я лежу на дне речном,
И если песню петь —
С травы начнем, песку зачерпнем
И губ не разомкнем.

Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.

Я так давно родился,
Что если ты придешь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь,
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.
1938

25 ИЮНЯ 1939 ГОДА
И страшно умереть, и жаль оставить
Всю шушеру пленительную эту,
Всю чепуху, столь милую поэту,
Которую не удалось прославить.
Я так любил домой прийти к рассвету
И в полчаса все вещи переставить,
Еще любил я белый подоконник,
Цветок и воду, и стакан граненый,
И небосвод голубизны зеленой,
И то, что я — поэт и беззаконник.
А если был июнь и день рожденья
Боготворил я праздник суетливый,
Стихи друзей и женщин поздравленья,
Хрустальный смех и звон стекла счастливый,
И завиток волос неповторимый,
И этот поцелуй неотвратимый.

Расставлено все в доме по-другому,
Июнь пришел, я не томлюсь по дому,
В котором жизнь меня терпенью учит
И кровь моя мутится в день рожденья,
И тайная меня тревога мучит, —
Что сделал я с высокою судьбою,
О Боже мой, что сделал я с собою!
1940

БЛИЗОСТЬ ВОЙНЫ
Кто может умереть — умрет,
Кто выживет — бессмертен будет,
Пойдет греметь из рода в род,
Его и правнук не осудит.

На предпоследнюю войну
Бок о бок с новыми друзьями
Пойдем в чужую сторону.
Да будет память близких с нами!

Счастливец, кто переживет
Друзей и подвиг свой военный,
Залечит раны и пойдет
В последний бой со всей вселенной.

И слава будет не слова,
А свет для всех, но только проще,
А эта жизнь — плакун-трава
Пред той широкошумной рощей.
1940

СВЕРЧОК
Если правду сказать,
я по крови — домашний сверчок,
Заповедную песню
пою над печною золой,
И один для меня
приготовит крутой кипяток,
А другой для меня
приготовит шесток золотой.
Путешественник вспомнит
мой голос в далеком краю,
Даже если меня
променяет на знойных цикад.
Сам не знаю, кто выстругал
бедную скрипку мою,
Знаю только, что песнями
я, как цикада, богат.
Сколько русских согласных
в полночном моем языке,
Сколько я поговорок
сложил в коробок лубяной,
Чтобы шарили дети
в моем лубяном коробке,
В старой скрипке запечной
с единственной медной струной.
Ты не слышишь меня,
голос мой — как часы за стеной,
А прислушайся только —
и я поведу за собой,
Я весь дом подыму:
просыпайтесь, я сторож ночной!
И заречье твое
отзовется сигнальной трубой.
1940

ЦЕЙСКИЙ ЛЕДНИК
Друг, за чашу благодарствуй,
Небо я держу в руке,
Горный воздух государства
Пью на Цейском леднике.

Здесь хранит сама природа
Явный след былых времен —
Девятнадцатого года
Очистительный озон.

А внизу из труб Салона
Сизый тянется дымок,
Чтоб меня во время оно
Этот холод не увлек.

Там над крышами, как сетка,
Дождик дышит и дрожит,
И по нитке вагонетка
Черной бусиной бежит.

Я присутствую при встрече
Двух времен и двух высот,
И колючий снег на плечи
Старый Цее мне кладет.
1936-1940

ЯЛИК
Что ты бредишь, глазной хрусталик?
Хоть бы сам себя поберег.
Не качается лодочка-ялик,
Не взлетает птица-нырок.

Камыши полосы прибрежной
Достаются на краткий срок.
Что ты бродишь, неосторожный,
Вдалеке от больших дорог?

Все, что свято, все, что крылато,
Все, что пело мне: “Добрый путь!” —
Меркнет в желтом огне заката.
Как ты смел туда заглянуть?

Там ребенок пел загорелый,
Не хотел возвращаться домой,
И качался ялик твой белый
С голубым флажком над кормой.
1940

* * *
Пес дворовый с улицы глядит в окошко, —
Ну и холод, ветер поземный, холод лютый!
Дома печки натоплены, мурлычет кошка,
Хорошо нам дома: сыты, одеты и обуты.
Меху-то сколько, платков оренбургских,
чулок да шалей, —
Понапряли верблюжьего пуху,
навязали фуфаек,
Посидели возле
печки, чаю попили,
друг другу сказали:
Вот оно как ведется в декабре у хозяек!
Подумали, пса позвали:
Оставайся на ночь,
Худо в тридцать градусов —
неодету, необуту.
С кошкой не ссорься, грейся у печки,
Барбос Полканыч:
В будке твоей собачьей
хвост отморозишь в одну минуту.
1940

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Все наяву связалось — воздух самый
Вокруг тебя до самых звезд твоих,
И поясок, и каждый твой упрямый
Упругий шаг, и угловатый стих.

Ты, не отпущенная на поруки,
Вольна гореть и расточать вольна,
Подумай только: не было разлуки,
Смыкаются, как воды, времена.

На радость — руку, на печаль, на годы!
Смеженных крыл не размыкай опять:
Тебе подвластны гибельные воды,
Не надо снова их разъединять.
16 марта 1941

ФОТОГРАФИЯ
    О.М.Грудцовой
В сердце дунет ветер гонкий,
И летишь, летишь стремглав,
А любовь на фотопленке
Душу держит за рукав,

У забвения, как птица,
По зерну крадет - и что ж?
Не пускает распылиться,
Хоть и умер, а живешь -

Не вовсю, а в сотой доле,
Под сурдинку и во сне,
Словно бродишь где-то в поле
В запредельной стороне.

Все, что мило, зримо, живо,
Повторяет свой полет,
Если ангел объектива
Под крыло твой мир берет.
1957

* * *
Как Иисус, распятый на кресте,
Зубец горы чернел на высоте
Границы неба и приземной пыли,
А солнце поднималось по кресту,
И все мы, как на каменном плоту,
По каменному океану плыли.

Так снилось мне.
   Среди каких степей
В какой стране, среди каких нагорий
И чья душа, столь близкая моей,
Несла свое слепительное горе?
И от кого из пращуров своих
Я получил наследство роковое -
Шипы над перекладиной кривою,
Лиловый блеск на скулах восковых
И надпись над поникшей головою?
1962

СТИХИ ИЗ ДЕТСКОЙ ТЕТРАДИ
    ...О, матерь Ахайя,
    Пробудись, я твой лучник последний...

    Из тетради 1921 года
Почему захотелось мне снова,
Как в далекие детские годы,
Ради шутки не тратить ни слова,
Сочинять величавые оды,

Штурмовать олимпийские кручи,
Нимф искать по лазурным пещерам
И гекзаметр без всяких созвучий
Предпочесть новомодным размерам?

Географию древнего мира
На четверку я помню, как в детстве,
И могла бы Алкеева лира
У меня оказаться в наследстве.

Надо мной не смеялись матросы.
Я читал им:
"О, матерь Ахайя!"
Мне дарили они папиросы,
По какой-то Ахайе вздыхая.

За гекзаметр в холодном вокзале,
Где жила молодая свобода,
Мне военные люди давали
Черный хлеб двадцать первого года.

Значит, шел я по верной дороге,
По кремнистой дороге поэта,
И неправда, что пан козлоногий
До меня еще сгинул со света.

Босиком, но в буденновском шлеме,
Бедный мальчик в священном дурмане,
Верен той же аттической теме,
Я блуждал без копейки в кармане.

Ямб затасканный, рифма плохая -
Только бредни, постылые бредни,
И достойней:
"О, матерь Ахайя,
Пробудись, я твой лучник последний..."
1958

ПРОДОЛЖЕНИЕ (I)

ПРОДОЛЖЕНИЕ (II)






Cтраницы в Интернете о поэтах и их творчестве, созданные этим разработчиком:


Требуйте в библиотеках наши деловые, компьютерные и литературные журналы:

Деград

Карта сайта: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15.