Специальные ежемесячные бизнес-журналы для руководителей крупных предприятий России и СНГ О фирме Журналы Подписка и реклама Интервью Содержание сайта Обратная связь

Страницы сайта поэта Арсения Тарковского (1907-1989)

А.Н.Кривомазов

БРИТЬЕ, МАССАЖ, ХАННА ШИГУЛА И ДРУГИЕ ВИЗИТЕРЫ

Как-то я пришел к ним со своей громоздкой и тяжеленной фототехникой и обнаружил, что поэт по-домашнему небрит и все идет к очередной порче сотни кадров, если я что-то срочно не сделаю.

Я побольше вдохнул воздуха, набрался смелости, и громко, как радио, проорал, что сегодня нас ожидает фирменное бритье Арсения Александровича в исполнении его личного фотографа! Зрителей просят подождать кино в этой комнате...

Не ожидая ничего плохого, Арсений Александрович с доверчивой покорностью поплелся за мной в ванную. Гости остались ждать в комнате. Представляю, каково было их смущение, когда из ванной стали доноситься жалостные вопли Арсения Александровича, ибо его бритва была тупой и ни на что не годной, а мой молодой энтузиазм - сплошная целеустремленность и беспощадность!

Потом процедура бритья стала более-менее регулярной, я приносил ему иногда пачечку лезвий (которая тут же исчезала), иногда у него были свои, но чаще всего это была пытка для него - величайшая. Но искусство требовало жертв, он был моим подлинным фотоболельщиком, пытки принимал, стиснув зубы, с неизменным детским испугом в глазах и слезами боли, иногда шутил в мой адрес, иногда - в свой. Потом у него появилась валютная немецкая электрическая бритва “Braun” (Марина Арсеньевна сказала, что ему ее подарил сын Андрей), но довольно быстро что-то произошло с ее сеткой (как будто ею брили булыжник), начались вновь наши пытки в ванной, потом ему снова подарили новый “Braun”, и вновь радость и энтузиазм его оказались недолгими... Я не знаю, что происходило с бритвами (возможно, их неловко роняли, возможно, кто-то пытался забивать ими гвозди), но традиция была неизменной - мыльные щеки, крошечный станок безопасной бритвы “Нева”, узкая кромка лезвия, отчаянно буксующего у каждого волоска на щеке и на подбородке, мои подбадривания: ну, все-все, сейчас все кончится, вот только немножко на левой щеке...

Бритье давало прекрасный результат - все кадры можно было увеличивать и быть уверенным, что небритость не испортит ни одного из них.

Кроме бритья несколько раз доводилось сделать ему массаж спины - первый раз, видя его жуткое состояние, свою услугу предложил я, потом он подходил и, мягко толкнув в плечо, тихо шептал на ухо: “Саша, давайте отойдем в телевизионную комнату (там никого нет) и вы мне потрете спину...”

Каждый, кому доводилось растирать и мять ему спину, подтвердит: большая и мощная его грудная клетка (думаю, в ней одна из разгадок его долголетия) была обтянута удивительнейшей из кож: можно было стянуть в кулак его кожу над левой лопаткой и шутя, без малейшего напряжения, обогнуть его спину и оказаться на груди. Он не чувствовал при этом физической боли - складывалось впечатление, что у него от природы был колоссальный избыток мягчайшей и нежнейшей кожи. Как-то я не выдержал и, поцеловав его в теплый затылок, сказал: “Арсений Александрович! У вас необыкновенная кожа - кожа ящера!” Он усмехнулся и промолвил: “Близко...” Пытаясь разговорить и отвлечь его, я продолжил, не придавая особого значения тому, что говорю (обнаружив досадные пробелы в своем зоологическом образовании и припоминая какие-то рисунки из школьных учебников): “Кажется, эти штуки летали... у одних был клюв, у других пасть...” Он неловко повернулся и очень внимательно, неожиданно испытующе-напряженно посмотрел в мои глаза, потом тихо, но четко произнес: “Очень близко...”

Заинтригованный, я задумался - о чем и как его спросить, продолжая тихо успокаивающе поглаживать теплыми ладонями его больную спину, а когда собрался заговорить, увидел, что он сидя спит - очень глубоко и спокойно, как ребенок (это происходило всегда внезапно, будто бы его сбивало бурным яростным горным потоком и в считанные мгновения уносило далеко-далеко в серые туманные дали, откуда он не видит и не слышит). Боясь спугнуть его сон (моя мать страдала бессонницей и сумела внушить мне на всю жизнь, что спокойный сон - величайшее жизненное благо), я остался стоять рядом из опасения, что без меня он может упасть со стула. Так он поспал минут 10-15, потом подошла Татьяна Алексеевна и со словами: “Вот вы где...” внимательно на меня поглядела. Я виновато пробормотал в ответ, что он заснул и я охраняю его сон и берегу от падения со стула. “Этого не нужно делать, потому что он не должен спать, когда у нас гости,” - твердо отрезала она, крепко потрясла мужа за опущенное плечо и громко сказала: ”Арсюша, врач запретил тебе спать больше 10 часов в сутки! Пойдем, милый, у нас полная комната гостей...” - поправила ему рубашку и медленно увела в комнату...

В другой раз как-то летом мы втроем в их комнатке Дома ветеранов кино неспешно и мирно беседовали о каких-то милых пустяках, как вдруг в дверь постучали.

На пороге возникли три женские фигурки (одна с огромным букетом прекрасных алых роз), которые представились как кинокритик, переводчица и немецкая кинозвезда Ханна Шигула (я помнил ее игру в фильме “Замужество Марии Браун”). Оказалось, что во время кинофестиваля Ханна Шигула захотела преподнести букет из 100 роз отцу кинорежиссера Андрея Тарковского. Вы слышите - она пожелала! А наши сбились с ног в поисках этих 100 приличных роз! Случайно оказавшись в тот день в их комнате, я смог сделать неожиданный снимок Тарковских с их киногостями и никогда мною (а может быть, и ими) не виданным ранее огромным букетом алых роз. Татьяна Алексеевна была в восторге!

А вот другой вечер.

Осень 1987 года.

Тарковские ушли ужинать.

Я сижу в предбаннике их двухкомнатного номера и укладываю свои фотовспышки в баулы.

Открывается дверь, входят московские поэты Владимир Леванский и Ян Гольцман.

Мы уже знакомы: они неоднократно выступали на тематических литературных вечерах у меня в квартире. Володя удивленно спрашивает меня: “Саша, что вы здесь делаете?” Я отвечаю, что фотографировал Тарковских, они вернутся минут через 15 после ужина.

Спрашиваю, в свою очередь, с чем пожаловали они? Оказывается, они привезли три экземпляра изданной в Голландии в 1984 году книжки стихотворений Арсения Александровича (параллельные тексты русских стихотворений и голландских переводов).

Мне показывают желтую приятную брошюру и я с волнением нахожу портрет поэта своей работы 1983 года. Я им говорю, что эту фотографию сделал я, но они не верят: это профессиональная съемка, а я так снимать не умею. Ладно. Ждем Тарковских, они спокойно подтверждают мое авторство и, что самое приятное, Арсений Александрович дарит мне с теплой надписью одну из этих книжек: “Дорогому другу Саше на добрую память. 7 октября 1987. А.Тарковский”. Дома я пытаюсь найти эту фотографию и - о, радость! - нахожу ее тоже с волнующей надписью на обороте по случаю моего дня рождения: “Дорогому Саше с поздравлением по случаю его дня рождения - с любовью. 31 мая 1983. А.Тарковский”.

Посетив несколько раз кабаре Алексея Дидурова, я решил познакомить Тарковских с тремя молодыми поэтами - Инной Кабыш, Владимиром Вишневским и Андреем Липским. Это было 1 ноября 1987 года (дату мне напомнил В.Вишневский). Молодые почитали свои стихи, услышали одобрительные оценки, получился памятный теплый сердечный вечер (Володя говорит, что мы провели у них целый день)...