Специальные ежемесячные бизнес-журналы для руководителей крупных предприятий России и СНГ О фирме Журналы Подписка и реклама Интервью Содержание сайта Обратная связь

Страницы сайта поэта Иосифа Бродского (1940-1996)

Коллекция фотографий Иосифа Бродского

                      BAGATELLE 

                                      Елизавете Лионской 
                            I 

            Помрачненье июльских бульваров, когда, точно деньги во сне, 
            пропадают из глаз, возмущенно шурша, миллиарды, 
            и, как сдача, звезда дребезжит, серебрясь в желтизне 
            не от мира сего замусоленной ласточкой карты. 

            Вечер липнет к лопаткам, грызя на ходу козинак, 
            сокращает красавиц до профилей в ихних камеях; 
            от великой любви остается лишь равенства знак 
            костенеть в перекладинах голых садовых скамеек. 

            И ночной аквилон, рыхлой мышцы ища волокно, 
            как возможную жизнь, теребит взбаламученный гарус, 
            разодрав каковой, от земли отплывает фоно 
            в самодельную бурю, подняв полированный парус. 
  

                            II 

            Города знают правду о памяти, об огромности лестниц в так наз. 
            разоренном гнезде, о победах прямой над отрезком. 
            Ничего на земле нет длиннее, чем жизнь после нас, 
            воскресавших со скоростью, набранной к ночи курьерским. 

            И всегда за спиной, как отбросив костяшки, рука 
            то ли машет вослед, в направленьи растраченных денег, 
            то ли вслух громоздит зашвырнувшую вас в облака 
            из-под пальцев аккордом бренчащую сумму ступенек. 

            Но чем ближе к звезде, тем все меньше перил; у квартир - 
            вид неправильных туч, зараженных квадратностью, тюлем, 
            и версте, чью спираль граммофон до конца раскрутил, 
            лучше броситься под ноги взапуски замершим стульям. 

                           III 

            Разрастаясь как мысль облаков о себе в синеве, 
            время жизни, стремясь отделиться от времени смерти, 
            обращается к звуку, к его серебру в соловье, 
            центробежной иглой разгоняя масштаб круговерти. 

            Так творятся миры, ибо радиус, подвиги чьи 
            в захолустных садах созерцаемы выцветшей осью, 
            руку бросившем пальцем на слуь подбирает ключи 
            к бытию вне себя, в просторечьи - к его безголосью. 

            Так лучи подбирают пространство: так пальцы слепца 
            неспособны отдернуть себя, слыша крик "Осторожней!", 
            Освещенная вещь обрастает чертами лица. 
            Чем пластинка черней, тем ее доиграть невозможней. 


                                                
                                                  Источник: http://josephbrodsky.narod.ru/bagatelle.html
                                                        
                                                        
                                                        
                                                        

БРОДСКИЙ Иосиф Александрович (24 мая 1940, Ленинград - 28 января 1996, Нью-Йорк)

Юные годы

     Родился в семье советских служащих. Его отец, Александр Иванович Бродский, окончил географический факультет Ленинградского университета и Школу красных журналистов. В качестве фотокорреспондента прошел всю войну (от 1940 в Финляндии до 1948 в Китае). В 1950 в рамках "чистки" офицерского корпуса от лиц еврейской национальности был демобилизован, перебивался мелкими заметками и фотографировал для ведомственных многотиражек. Мать, Мария Моисеевна Вольперт, всю жизнь проработала бухгалтером.
     Подростком Иосиф ушел из школы после 8 класса; как и впоследствии, не мог мириться с государственно внедряемым лицемерием, злом; не то чтобы боролся с ними, но устранялся от участия ("я не солист, но я чужд ансамблю. / Вынув мундштук из своей дуды, жгу свой мундир и ломаю саблю"). В 15 лет Бродский поступил на работу на завод. Сменил много профессий: работал и в морге и в геологических партиях. Занимался самообразованием, изучал английский и польский языки. С 1957 начал писать стихи, выступал с их чтением публично. Современникам запомнились его новаторские по содержанию и интонации "пропевания" стихи ("Еврейское кладбище около Ленинграда..."). К началу 1960-х годов относятся первые переводческие работы Бродского.
     Ахматова высоко оценила талант юного поэта, стала для него одним из духовных наставников. Бродский, отторгаемый официальными кругами, приобретает известность в литературных кругах, среде интеллектуального андеграунда; но он никогда не принадлежит никакой группировке, не связан с диссидентством. Крупные (поэмы "Гость", "Петербургский роман", "Шествие", "Зофья", "Холмы", "Исаак и Авраам") и малые формы равно привлекают поэта. На огромных поэтических пространствах отрабатывает он изощренное владение средствами современной поэзии (виртуозность в метрике, ритмике, рифме) при свойственным петербургскому стилю структурной отточенности, внешней сдержанности, ироничности. Бродский писал: "В каждом из нас - Бог" и гордился, что фактически заново ввел слово-понятие душа в отечественную поэзию. Независимость, неслыханный тогда дух свободы и обращение к библейским ценностям, несмотря на отсутствие "антисоветчины" в творчестве, привлекают к нему негативное внимание властей. Несколько раз, начиная с 1959, он подвергался допросам в КГБ.

Суд. Ссылка

     Поэт перебивался случайными заработками; его поддерживали и друзья. До 1972 на родине были опубликованы только 11 его стихотворений в 3 выпуске московского самиздатовского гектографированного журнала "Синтаксис", а также переводческие работы под фамилией Бродского или под псевдонимом.
     Бродский много ездил по стране с геологами и друзьями, повидал бывший СССР. Вольное "внезаконное" существование было омрачено тремя кратковременными арестами (один по довольно известному делу Шахматова-Ухтомского об угоне самолета). В 1960-х годах происходила напряженная борьба власти с интеллигенцией, и Бродский, сам того не желая, оказался в центре этого противостояния. В конце 1963 он укрывался в Москве; попытался "спрятаться" и в психиатрической больнице, однако сбежал оттуда. Его арестовали в Ленинграде 12 февраля 1964. Поэт был "избран" центральной фигурой для показательного процесса по обвинению в тунеядстве. Газеты того времени пестрели заголовками: "Окололитературный трутень", "Тунеядцу воздается должное". Бродский был признан вменяемым после насильственного помещения в больницу для судебно-психиатрической экспертизы. 13 марта 1964 состоялся суд над поэтом, ход которого удалось записать Фриде Вигдоровой (благодаря ее записям процесс над Бродским стал достоянием мировой общественности). За поэта заступились Ахматова, Маршак, Шостакович, Сартр . Слова Ахматовой, сказанные во время процесса: "Какую биографию делают нашему рыжему!", - оказались пророческими. Суд над Бродским сделал его имя повсеместно знаменитым и даже нарицательным. Произнесенные им простые и мужественные слова подхватывались и пересказывались как легенда. Бродский был приговорен к пятилетней ссылке в Архангельскую область ("с обязательным привлечением к физическому труду"). Он пробыл в деревне Норенская с весны 1964 по осень 1965. Благодаря протестам мировой общественности, поэт был освобожден досрочно. В ссылке талант и дух его окрепли ("главное не изменяться... я разогнался слишком далеко, и я уже никогда не остановлюсь до самой смерти"). Он изучал мировую литературу, английскую поэзию в подлинниках, очень много писал. Помимо большого корпуса разрозненных стихов, здесь в основном созданы цикл "Песни счастливой зимы", поэмы и "большие стихи" (главные, по определению поэта), такие, как "Прощальная ода", "Пришла зима и все, кто мог лететь...", "Письмо в бутылке", "Новые стансы к Августе", "Два часа в резервуаре". Однако все это увидело свет позже, за рубежом.

Первые публикации. После ссылки

     Возвратившегося из ссылки в Ленинград Бродского не прописывали заново в "полторы комнаты", которые занимали его родители в коммунальной квартире. Только после ходатайств друзей (за него хлопотал также Шостакович) Бродскому было разрешено поселиться в родном городе на законных основаниях. Поэт продолжал работать, однако по-прежнему стихи его не могли появляться в официальных изданиях. Средства для жизни давали лишь переводы, поддерживали друзья и знакомые. Растущее чувство отчуждения, унижение и отчаяние "невостребованности", естественно, отражалось в творчестве: в стихах "Речь о пролитом молоке", "Прощайте, мадемуазель Вероника" (1967), Строфы (1968), "Конец прекрасной эпохи" (1969), "Осень выгоняет меня из парка" (1970), "Письмо генералу Z.", в поэме о жизни и смерти лучшей части души в дурдоме окружающей действительности "Горчаков и Горбунов" (1968).
     С публикацией стихов за границей (сборники "Стихотворения и поэмы". Washington-New York, 1965; "Остановка в пустыне". Нью-Йорк, 1970) положение Бродского усугублялось. Тяжелое, давящее чувство пронизывает его поэзию тех лет, сквозной становится тема потери: первое в Собрании его сочинений стихотворение 1957 называется "Прощай..."; многочисленны стихи "на смерть поэта", начиная с "Памяти Баратынского" (1961), "На смерть Роберта Фроста" (1963), "...Т. С. Элиота" (1965); философские элегии-эпитафии - "Памяти Т. В.", стихи о разлуке, как "Пенье без музыки", "Похороны Бобо", "Я пепел посетил", "1972". Наделенный даром видеть жизнь во всем, он остро ощущал трагическую "конечность" сущего. Не случайно сборник 1964-1971 годов получил название по стихотворению "Конец прекрасной эпохи" (Ardis, 1977). В основном из произведений этой поры составлена самим Бродским уникальная, обращенная к одному адресату книга лирики "Новые стансы к Августе. Стихи к М. Б.".
     Основной корпус стихотворений Бродского, написанных до отъезда, был издан за границей (с 1965). Усилиями друзей и исследователей (прежде всего В. Марамзина и М. Мейлаха) в России было составлено, еще до 1972 года, не допущенное в официальную печать четырехтомное собрание его сочинений (пятый том не завершен) с комментариями текстов и вариантов.
     В этот период окончательно складываются определяющие черты стиля Бродского: высококонцентрированная содержательность в совершенной поэтической форме; трагический метод познания и художественного отражения; новаторская метафорика; интеллектуализм поэзии, философичность, референции к литературе и смежным искусствам (кинематографу, архитектуре, живописи, музыке). Бродского можно считать классиком русского стиха. Широчайший круг тем его творчества исключает, кажется, лишь ангажированность, конформизм "советской поэзии". С окончанием политической "оттепели" положение поэта в брежневскую эпоху становилось все безнадежнее, опаснее; он приходит к горестному решению об эмиграции. Уже перед самым отъездом, подводя итоги, Бродский создает несколько вершинных произведений своей философской лирики: "Сретенье", "Письма римскому другу", "Бабочку". Он не хотел уезжать из России; однако у него не было иного выбора, в письме Брежневу, проникнутому уверенностью в возвращение на родину он пишет: "во плоти или на бумаге: ...даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится...".

Эмиграция. 1972-1979

     4 июня 1972 начался эмигрантский период жизни и творчества поэта, давший новые стимулы поэтическому творчеству. Бродский сначала приземлился в Вене. Его встретил давний друг, издатель Карл Проффер, в течение многих лет возглавлявший издательство "Ардис". Он же знакомит Бродского с У. Х. Оденом, встреча с которым стала вехой для русского поэта. В том же году Бродский обосновался в США, впервые получил работу - преподавал в различных университетах (таких, как Мичиганский университет, Ann Arbor, South Hadley Mount Holyoke College etc.). Выходят в свет новые сборники, содержащие не только уже созданное, но первые переводы его стихов на английский (Selected Poems. New York, 1973) и новые сочинения (Часть речи. Стихотворения 1972-76. Ardis, 1977; A Part of Speech; Новые стансы к Августе. Стихи к М. Б.1962-82. Ardis, 1983).
     В 1978 Бродский переносит первую операцию на сердце, после которой целый год проходит курс реабилитации.
     Периоды юношеского, вбирающего все ценное из поэтической сокровищницы, "романтизма", и многословного стихотворного потока "барокко в контексте неоклассицизма" остались позади. Для поэта жизнь вне стихии родного языка (пусть внешне значительно более благополучная) всегда является трагедией. Новые качества разъедают и в то же время обогащают манеру Бродского: это концентрированная образная эмблематика, сложная метафоричность, проявившаяся прежде всего в цикле "Часть речи": "Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря... черт лица, говоря / откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но / и ничей лучший друг...".
     С конца 1970-х годов Бродский осваивает новые для себя жанры: эссе и литературную критику, начинает писать по-английски - первым сборником его прозы стал премированный американской критикой Less Than One: Selected Essays (1986). В таких эссе, как "Меньше единицы" (давшем название всему сборнику), "В полутора комнатах", поэт, отталкиваясь от автобиографии, создает портрет поколения. Он печатается в "The New Yorker", "New York Review of Books", участвует в конференциях, симпозиумах, много путешествует по миру, что находит отражение и в расширении "географии" его творчества, проникнутого радостью освоения новых горизонтов, горечью ностальгии, поисками смысла существования, на грани небытия и свободы: "Роттердамский дневник", "Литовский ноктюрн", "Лагуна" (1973), "Двадцать сонетов к Марии Стюарт", "Темза в Челси" (1974), "Колыбельная трескового мыса", "Мексиканский дивертисмент" (1975), "Декабрь во Флоренции" (1976), "Пятая годовщина", "Сан-Пьетро", "В Англии" (1977).

Мировая слава

     Сороколетие поэт ощущает как важную веху; в итоговом "Я входил вместо дикого зверя в клетку..." он подтверждает стоическое, мужественное приятие всего опыта прожитой жизни, с ее утратами, ударами..
     В 1980 Бродский получает американское гражданство. С начала 1980-х годов он становится не только значительной фигурой русского поэтического зарубежья, но все больше, благодаря англоязычной прозе, всемирно известным литератором. Убежденный в великой очищающей, созидательной силе поэзии, Бродский борется за то, чтобы "сборники стихов лежали у кровати рядом с аспирином и библией".
     Бродский - убежденный борец с мировым Злом (по мнению некоторых исследователей, "Язык", "Время" и "Зло" - главные темы поэта). Он не может оставаться вне политики. Вторжения советских войск в Чехословакию и в Афганистан становятся поводами для аллегорических яростных поэтических протестов, полных стыда и ярости стихов 1968 года и эпических "Стихов о зимней кампании 1980 года". Но Бродского по-прежнему притягивает к себе философская лирика: "Римские элегии" (1981), "Венецианские строфы" (1982), "Сидя в тени" (1983), "В горах", "На выставке Карла Вейлинка" (1984), "Муха" (1985), "Назидание", "Ария", "Посвящается стулу" (1987), "Новая жизнь", "Кентавры" (1988).
     Лексический состав языка Бродского постоянно обогащается, для этого периода характерна своеобразная амальгама разговорного, бюрократического, "блатного", "высокого" стилей, сближение на новом уровне языковых пластов: архаизмов, диалектизмов, лагерного слэнга, специальных научных терминов. В этой полифоничности отражается содержательная амбивалентность, парадоксальность, смысловое богатство ("Представление", 1986). Поэтической речи Бродского присуща иносказательность, метафорическое богатство, жанровое разнообразие: от стихов "на случай", миниатюр до гигантских эпических полотен, разнообразных форм романа в стихах и поэм, "больших стихотворений". Собрание стихов к одному адресату - "Новые стансы к Августе" - расширило масштаб лирической поэзии. Он становится подлинным мастером стилизаций, литературного перевода (произведений английских поэтов-метафизиков, К. Кавафиса, У. Саба, Ч. Милоша ).
     Поэт остается верен своему миру и своим ведущим темам. "Осенний крик ястреба", поднимающегося над обыденностью в верхние юдоли и платящего за это оледенением и смертью, "отвечает" ранней "Большой элегии Джону Донну". Тему постоянной разлуки продолжают "На смерть друга", "Памяти Геннадия Шмакова", "Памяти отца", рождественский цикл, протянувшийся через годы, продолжается в "Лагуне", "Бегстве в Египет", черты барочной поэзии сквозят и в поздних стихах, философская, эсхатологическая интонация звучит в "Примечаниях папоротника", "Облаках", "Fin de siecle", "Вид с холма", "Портрете трагедии" (1988-1992), философский дуализм и фантастическая ирония пьесы "Мрамор" развивает проблематику "Горчакова и Горбунова".
     Мать и отец Бродского, в течение многих лет хлопотавшие о разрешении на выезд, не получив его, умирают в Ленинграде, так и не увидев сына. Смерть родителей для поэта - это удар по детству и основам бытия, удар по главному орудию поэта, родной речи, русскому языку. Трагический образ искаженного реальностью языка - как метафора испорченного зеркала - становится одним из важнейших инструментом в позднем творчестве поэта.
     "Переломным" для поэта становится 1987, когда пришли повсеместное признание и мировая слава (Л. Лосев назвал это "праздником справедливости"), и даже началось "литературное возвращение" поэта на родину, с первой публикацией его стихов в "Новом мире". В том же, 1987, году Бродский удостаивается Нобелевской премией по литературе. На церемонии присуждения он прочитывают свою блистательную "Нобелевскую лекцию", в которой, в частности, оттачивает концепцию приоритета языка: "Быть может, самое святое, что у нас есть - это наш язык...".
     С середины 1980-х годов творчество Бродского становится предметом увлекательного изучения: выходят работы о его поэтике. Т. Венцлова приходит к выводу, что речь у Бродского есть способ преодоления ущербности и расчлененности мира, размыкания пространства "вверх": "это подлинное пересечение границы, выход из абсурда падшего мира, вступление в осмысленное время"; он выделяет как "основные составляющие миро-текста" Бродского "время, город, пустоту" и делает предположение, что магистральной темой поэта является "бытие и /или/ ничто".
     В эти же годы Бродский собирает обильный урожай многочисленных премий, но, в первую очередь, как англоязычный автор.

Последние годы

     В начале 1990-х годов Бродский перенес вторую операцию на сердце, предстояла третья. Однако он продолжал преподавать, писал стихи и прозу ("Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна"). Последние годы его недолгой жизни отмечены взлетом интенсивности творчества. Сборники сочинений Бродского начинают выходит в России: первые из них - "Назидание" (1990), "Осенний крик ястреба" (1990), "Стихотворения" (1990). Вслед за все растущей популярностью растет осознание значения, влияние поэтики Бродского. Он привнес в русскую поэзию выразительные качества английской, классической латинской поэзии. В художественной критике, анализе изящной словесности Бродский интересен как исследователь поэтики, психологии, эстетики творчества (работы о Цветаевой, Платонове, Мандельштаме, Одене, Фросте, Ахматовой, Кавафисе, Монтале и других). Наряду с лирикой, "путевыми заметками", античной, библейской тематикой, элегиями, "диалогами" с великими литераторами прошлого и настоящего, склонностью к философичности, иронии и сарказму, для Бродского, по наблюдениям исследователей, сквозными являются проблемы "Время", "Язык", "Смерть". Последние произведения особенно преисполнены горестными настроениями, анализом мира взглядом поэта-стоика, метафизическими размышлениями об "итогах" бытия. Творчество предстает как главная цель созидания, преодоление немоты, безмолвия и пустоты. Поэзия как высшее выражение языка есть противостояние "ничто". Бродский хотел, чтобы это стихотворение завершало его последнюю поэтическую книгу "Пейзаж с наводнением": "Меня обвиняли во всем, окромя погоды... Общего, может, небытия броня / ценит попытки ее превращения в сито / и за отверствие поблагодарит меня".
     Поэт умер в Нью-Йорке, не дожив до 56 лет. Смерть Бродского, несмотря на то, что было известно о его ухудшающемся состоянии здоровья, потрясла людей по обе стороны океана. Похоронен в Венеции. В США у него осталась дочь, которая родилась в 1992, в Петербурге - сын (р. 1967)